Корнилов ткнул карандашом в один из коричневых квадратов на улице Чайковского.

— Насколько я разбираюсь в географии — мы сейчас здесь?

Осокин согласно кивнул.

— Выехали вы из дома…

— Нет. Из института. В десять закончилась консультация у абитуриентов. Я позвонил домой, поговорил с дочерью и поехал к приятелю. На Васильевский остров.

— Из института… — повторил Корнилов, выискивая на карте институт. — Значит, отсюда, — он ткнул карандашом в пересечение нескольких проспектов, где в маленьком кружке алела буква «М» — метро «Технологический институт». — А где живёт ваш приятель?

— На Косой линии. Дом восемнадцать. Номер квартиры вам тоже нужен? — Эта история с картой начала раздражать Бориса Дмитриевича, хотя он твёрдо решил сохранить спокойствие и доброжелательность.

— Да. И номер квартиры. И фамилия вашего друга. И сколько вы у него пробыли… Но только давайте не будем торопиться, Борис Дмитриевич. Побеседуем спокойно, обстоятельно. Это поможет и мне и вам. Время у нас есть. — Он взглянул на часы — было без четверти четыре.

…Со стороны могло показаться, что сошлись два приятеля, давно не видевшие друг друга, и один рассказывает другому о своей недавней поездке на Карельский перешеек. От внимательного наблюдателя, правда, не ускользнула бы одна деталь: у рассказывающего не чувствовалось обычного в таких случаях энтузиазма, так украшающего любой рассказ о путешествии. Даже о таком недалёком.

Осокин говорил спокойно, иногда пускался в подробности, мало интересовавшие Корнилова, но полковник не останавливал его, лишь изредка задавал вопросы: в какое время проехал пост ГАИ в Лахте? Не встретилась ли на пути от Солнечного до Зеленогорска патрульная милицейская машина?

Но он даже не спросил Бориса Дмитриевича о самом главном — не видел ли он на пятьдесят пятом километре человека? Не выскочил ли кто неожиданно из кустов? Корнилов не задал пока ни одного из тех вопросов, которых так боялся Осокин. Зато спросил неожиданно:

— У вас, Борис Дмитриевич, на каком бензине «жигулёнок» бегает?

— На семьдесят шестом. Мне поставили прокладку… — И, с вызовом посмотрев на Корнилова, добавил: — Это не преследуется законом?

— Да как вам сказать… Если не покупать за бесценок государственный бензин у водителей грузовиков, то не преследуется.

— Слава богу! — демонстративно вздохнул Осокин. — Я заправляюсь только на бензозаправочных станциях.

— Кстати, а почему у вас в багажнике не было канистры с бензином?

— Перестал возить с собой. Напугал приятель — сказал, что в случае аварии может загореться.

— Вряд ли, — усомнился Корнилов. — Перестраховщик ваш приятель. Все возят с собой канистры. — И быстро, без всякого перехода, спросил: — А где вы заправлялись в ту ночь? Или в то утро?

— Нигде. До нашей дачи — семьдесят. Обратно я ехал Верхне-Выборгским шоссе. Этот путь подлиннее, но ведь бак-то на четыреста километров рассчитан.

— Борис Дмитриевич, — ласково сказал Корнилов, — вы же умный человек.