— Я полагаю, вы здесь главный?

— Да.

Щупальца венерианина оставили клавиши водэра, нашарили кошелек и достали оттуда пачку банкнот. Он положил их на палубу и снова взял водэр.

— В таком случае, сэр, не окажете ли вы мне любезность принять это свидетельство моей благодарности за ту трудную работу, которую вы так отлично выполнили, и распределить это между своими помощниками в соответствии с вашими традициями, каковы бы они ни были.

Бригадир одним движением собрал деньги и спрятал их.

— Конечно, шеф. Спасибо.

— Это я вам благодарен.

Рабочие вышли, и дракон перенес свое внимание на Дона. Но прежде чем они успели обменяться первыми словами, еще одна группа пассажиров прибыла с верхней палубы. Это оказалась какая-то семья, причем женщина, заглянув в отсек, с криком отпрянула назад.

Она бросилась обратно к лестнице, вызвав среди прочих сумятицу. Дракон направил взгляд двух своих глаз в ее сторону, в то время как остальные глаза продолжали смотреть на Дона.

— Боже мой, — произнес он. — Как вы полагаете, мне следовало убедить эту леди в том, что у меня нет людоедских привычек?

Дон чувствовал себя смущенным. Ему было стыдно за эту женщину, ведь она принадлежала к его расе.

— Она просто дура, — ответил он. — Не обращайте на нее внимания.

— Мне кажется, столь негативное определение не может быть верным.

Дон просвистел на языке дракона непереводимое пренебрежительное замечание в ее адрес и продолжил словами:

— Пусть ее жизнь будет долгой… и нудной.

— Ну-ну-ну, — ответил дракон. — Ты сердишься, значит, ты не прав. Понять — значит простить, сказал один из ваших философов.

Дон не помнил, чье это изречение. Во всяком случае, оно казалось ему несколько односторонним. Он был уверен, что некоторые вещи нельзя простить, несмотря на то что хорошо их понимаешь; во всяком случае, то, что произошло с ним не так давно. Он уже был готов сказать об этом, когда их внимание было привлечено звуками, доносившимися из открытого люка. Два, а то и больше, мужских голоса спорили с высоким и резким женским, причем женский часто перекрывал их. Из того, что женщина говорила, можно было понять следующее: первое — она желает видеть капитана; второе — ее воспитание никогда не позволит ей примириться с подобными вещами; третье — эти ужасные монстры не должны допускаться на Землю и вообще должны быть уничтожены; четвертое — если бы Адольф был хоть наполовину мужчиной, он не стоял бы как столб и не позволял бы так обращаться со своей женой; пятое — она намерена подать жалобу, а ее семья достаточно влиятельна; и последнее — она опять-таки желает немедленно видеть капитана.

Дон хотел что-нибудь сказать, чтобы смягчить впечатление; его покоробило от этой тирады. Вскоре голоса удалились. Затем в люк вошел офицер из команды корабля и огляделся.

— Вам удобно? — спросил он Сэра Исаака Ньютона.

— Да, вполне, благодарю вас.

Офицер повернулся к Дону.

— А ты, паренек, собирай свои вещи и иди за мной. Капитан решил предоставить кое-кому отдельное помещение.

— Но почему? — спросил Дон. — В моем билете указано: кресло шестьдесят четыре, и мне здесь нравится.

Офицер почесал подбородок, поглядел на Дона и повернулся к венерианину.

— А вы не возражаете?

— Нет, ни в малейшей степени. Я очень рад, что этот молодой джентльмен составит мне компанию.

Офицер снова повернулся к Дону.

— Ну, тогда все в порядке. А все-таки я помечу насчет вас в своем блокноте на случай, если вас все-таки придется переместить.