Изменение одного фрагмента головоломки меняло ее целиком. И Каллум выстроил ее очень тщательно.

Я вернулась в свое тело и с размаху шлепнулась на землю. Мне стало понятно, что это Каллум спланировал так, чтобы я бросила в лицо Шею его же слова о демократии в Сенате, что он знал или, по крайней мере, догадывался о том, что жертвы Бешеного объявят меня своим альфой, и в то же время мне хотелось верить, что я была чем-то большим, чем обычный фрагмент головоломки. Что для Каллума большая картина отходила на задний план, если дело касалось меня.

Многие месяцы, годы, может быть, всю мою жизнь Каллум готовил меня к спасению детей, которых изменил Вилсон. Он скрытно манипулировал — мной, Чейзом, кем угодно. И в тот самый момент, который почти уничтожил меня, когда Каллум приказал избить меня, он делал это не для того, чтобы не уронить своего достоинства перед Стаей. Он сделал это, чтобы Эли увезла меня в Монтану.

Он сделал это для меня.

— Я не жалею об этом, Брин. Я бы сделал это снова. И мне нужно, чтобы ты знала об этом.

У меня было чувство, что Каллум не искал прощения, что он был здесь не для того, чтобы дать мне знать, что, когда, как мне казалось, он оставил меня, он все равно любил меня. Он предупреждал меня, что когда-нибудь его дару предвидеть и манипулировать будущим я снова могу понадобиться. И в зависимости от того, что он увидел там — для своей Стаи, для меня или для моих близких, — ему придется сделать серьезный выбор, и он будет держать меня в неведении до тех пор, пока это будет помогать развитию ситуации в нужном ему направлении.

Я кивнула.

— Считаем, что теперь все ясно, — сказала я. — И чтобы не было недоразумений, спрошу: я все сделала как надо? Могу сделать это еще раз. Но если когда-нибудь станет вопрос о том, что выбрать — безопасность моей Стаи или твоей…

Каллум улыбнулся:

— Считаем, что теперь все понятно.

И что-то в выражении его лица заставило меня засомневаться, уж не началось ли это уже сейчас. И не известно ли ему что-то, чего не знаю я.

— Надеюсь, вопрос не стоит о безопасности моей Стаи против твоей? — спросила я. — По крайней мере, не сейчас. Последуют еще другие угрозы. Извне. Может быть, другие альфы. Или что-нибудь похуже. — Я замолчала.

Каллум ничего не сказал, и я прекрасно понимала, что не заставлю его играть по своим правилам, как бы я ни старалась.

— Ты не хочешь сказать мне об этом, не так ли?

— Будущее все время меняется, Брин.

Вот и все. Все, что Каллум мне сказал. Мне очень хотелось закричать, но я не стала этого делать. Каллум был альфой. Я тоже была альфой. Сейчас все было по-другому. И я больше не могла подначивать Каллума, чтобы получить ответ.

Нужно было ждать.

— Ты самый невозможный человек из всех, кого я знаю, — сказала я Каллуму.

Он шлепнулся рядом со мной на траву и потерся шершавой седой щекой о мою щеку:

— А ты, вне всякого сомнения, самый недисциплинированный и надоедливый ребенок из всех, с которыми я имел неудовольствие встречаться.

Когда-то Каллум и я, мы были семьей. И до сих пор несем на себе отметины друг друга. Я наслаждалась этим моментом, потому что где-то в глубине души знала, что я уже совсем не девочка и что я уже не являюсь чем-то особенным для Каллума, скорее вообще ничем, и что, пока я была альфой своей Стаи, а он — своей, мы никогда уже не станем прежними Каллумом и Брин.

Мои.

Мои.

Мои.

Сейчас я принадлежала своей Стае, а они принадлежали мне — Девон, Лейк, Чейз, Мэдди и Лили и остальные живучие, большинство из которых еще не вошло даже в подростковый возраст.