Ответы сами по себе получались интересные. Софи слушала говоривших, таких разных по возрасту, общественному классу, полу и национальности, у всех такие разные рассказы, но осознавала, что все они объединены общей чертой: глубинным и всепроникающим ощущением несправедливости. Превышали ли эти люди скорость, чтобы успеть на важную встречу, или (в одном случае) чтобы довезти хворого родственника до больницы, или (в другом) потому что купили китайской еды на вынос и хотели добраться домой прежде, чем она остынет, или, может, просто пришли к личному выводу, что ограничение скорости в этом месте неразумно, и решили им пренебречь, — все они бурлили праведным негодованием, чувствовали, что их выделили среди всех, выбрали злые незримые силы — силы, упивающиеся собственной властью и неотвратимо желающие укреплять ее, усложняя жизнь простым гражданам, которых поймали за безобидными занятиями их повседневной жизни. В классе от этого чувства было душно. Люди считали себя жертвами.

Софи категорически не хотела иметь к этому никакого отношения. Вышло так, что до ее рассказа очередь дошла последней, и Софи решила, как бы ни сложилось, говорить поперек общего хора.

Через несколько секунд Иэн обратил на нее внимание — Нахид, стоявшая впереди, лукавым, проницательным взглядом тоже предложила Софи поделиться своей историей с инструкторами и собратьями-негодниками.

— Да, в общем, рассказывать нечего, — произнесла она. — Ехала в зоне ограничения до тридцати миль в час. Согласно уведомлению, которое мне прислали, я делала тридцать семь миль в час. Вот и все.

— И почему же вы превышали скорость, как думаете? — спросил Иэн. — Есть ли какая-то конкретная причина?

Софи чуть замялась. Так легко было бы выкрутиться простым объяснением: думала, что может опоздать на поезд. До чего же скучно, а? Не готова она была строить из себя невинную. И, кроме того, ей хотелось как-то произвести впечатление на Иэна.

— Думаю, Хаксли выразил это лучше всех, — сказала она, собравшись с духом.

Иэн растерялся.

— Кто?..

— Олдос Хаксли, — пояснила Софи. — Романист и философ. Он написал «О дивный новый мир».

Иэн по-прежнему не выказывал признаков узнавания этого имени.

— Хорошо. И как же он выразился?

— Он выразился так: ближе всего к новому наркотику — наркотик скорости. «Скорость, как я понимаю, обеспечивает по-настоящему современное удовольствие».

Нахид и Иэн, которые до сего момента производили впечатление людей, слыхавших, надо думать, что угодно, пока ведут эти курсы, коротко переглянулись. В их взгляде был вопрос: кто из них двоих будет разбираться с этим неожиданным выступлением? Софи поразилась быстроте взаимопонимания между Иэном и Нахид, бессловесной легкости, с какой соглашение было достигнуто.

Иэн подошел поближе и присел на край ее парты.

— То есть скорость для вас — как наркотик, да? — спросил он, улыбаясь. Она кивнула и улыбнулась в ответ. Казалось, они оба понимают, что она говорит не всерьез. — И вы ехали тридцать семь миль в час? — Она вновь кивнула. Улыбка у Иэна была совершенно обезоруживающей. — Ну, не то чтоб вы героином закинулись, верно? Это было б все равно что ехать… восемьдесят, так? — Она не ответила, он продолжил: — Тридцать-то семь при ограничении в тридцать? В наркоманских понятиях это вроде как… уф, не знаю, две ложки кофе на чашку вместо одной.

Класс хором разразился смешками.

— Думаю, мой коллега пытается сказать, — вступила Нахид, — что цитата милая, но вы, вероятно, просто пытаетесь пустить нам пыль в глаза. Скорее всего, вы просто немножко торопились — успеть на поезд или что-нибудь в этом роде.