|
В темноте он сочинял стихи и пел их, поэтому одной из причин неприязни Дездемоны к его новым американским песням было то, что их он исполнял только для себя. Она любила его так, как только сестра может любить брата: он был ее утешением, другом и наперсником, они вместе отыскивали короткие горные тропинки и пещеры отшельников. Их духовное родство было настолько всеобъемлющим, что иногда она забывала о том, что они два разных человека. В детстве они карабкались по горным террасам как четырехногое двуглавое существо. Она привыкла видеть их сиамскую тень, появлявшуюся на беленой стене дома по вечерам, и когда видела только собственную, ей казалось, что от нее отрезали половину.
Но наступивший мир все изменил. Левти начал пользоваться предоставившейся ему свободой. За последний месяц он спускался в Бурсу уже семнадцать раз. А три раза даже оставался ночевать в таверне «Кокон», напротив мечети султана Ухана. Однажды Левти ушел в ботинках, гетрах, бриджах и рубашке, а вернулся на следующий вечер в костюме в полоску, с шелковым шарфом, повязанным вокруг шеи как у оперного певца, и черным котелком на голове. Помимо этого с ним произошли и другие перемены. Он начал учить французский по маленькому разговорнику в сиреневой обложке. У него появились театральные жесты: он то засовывал руки в карманы и звенел там мелочью, то снимал шляпу. А когда Дездемона занималась стиркой, то находила в его карманах клочки бумаги, исписанные цифрами. От его одежды пахло мускусом, табачным дымом и чем-то сладким. И сейчас зеркало не могло скрыть того, что они все больше отдалялись друг от друга. И тогда моя бабка, на челе которой уже сходились грозовые тучи, готовые разразиться полномасштабной бурей, взглянула на своего брата, который еще недавно был ее тенью, и поняла: что-то не в порядке. — Куда ты собираешься идти в этом костюме? — А ты как думаешь? В Коза-Хан. Продавать коконы. — Tы ходил вчера. — Но сейчас самый сезон. Он снова зачесал черепаховым гребнем свои волосы направо и добавил бриолина, пригладив непослушный завиток. Дездемона подошла ближе, взяла тюбик с бриолином и понюхала его. От его одежды пахло иначе. — Чем ты еще там занимаешься? — Ничем. — Но ведь ты иногда остаешься там ночевать. — Путь не близкий. Иногда я прихожу уже затемно. — И что ты куришь в этих барах? — Что дают в кальянах. Об этом неприлично спрашивать. — Если бы мама с папой узнали, что ты пьешь и куришь… — она умолкла. — Но ведь они не узнают, — ответил Левти. — А значит, мне ничего не грозит. — Но его легкомысленный тон звучал неубедительно. Левти вел себя так, словно ему удалось избавиться от переживаний после смерти родителей, но Дездемона смотрела глубже. Она мрачно улыбнулась и не говоря ни слова подняла кулак. Левти автоматически сделал то же, продолжая любоваться собой в зеркале. Они начали считать: «Раз, два, три… пли!» — Камень сильнее змеи. Я выиграла. Так что давай рассказывай, — заявила Дездемона. — Что рассказывать? — Что такого интересного в Бурсе? Левти снова провел гребнем по волосам и зачесал их налево, поворачивая голову то туда, то сюда и рассматривая себя в зеркале. — Как лучше? Направо или налево? — Дай посмотреть. — Дездемона сначала нежно притронулась к его голове и тут же разлохматила всю его прическу. — Эй! — Что тебе надо в Бурсе? — Оставь меня в покое. — Говори! — Ах ты хочешь знать? — воскликнул вышедший из себя Левти. — А ты как думаешь? — с плохо сдерживаемым раздражением произнес он. |
