Пространства вокруг наших топчанов заметно прибавилось – а на песке нарисовалось солнышко с короткими лучиками. Это соседи, настигнутые соловьиной рощей, в полубессознательном состоянии двигали свои лежаки прочь от источника безобразий. Явно плохо учились в школе, раз пытались перекрыть скорость звука. И явно не знали силу духа восточноевропейской красавицы, коли надеялись, что кислые рожи и укоризненные взгляды могут сбить ее с пути к горящему коню или скачущей избе. Немцы, что с них взять.

Несколько турецких ребят, обслуживавших пляж, оказались мудрее – они просто слегка пригнулись и закаменели неправильно растянутыми лицами. Смешно вышло, даже я оценил. А Азаматулла, всосав губы, с восторгом смотрел на мать и колотил кулаками по песку, требуя продолжения концерта.

Но красавице моей было не до продолжения и не до смеха. Она с тревожным видом протянула мне телефон. Ну ёлы-палы, подумал я, совсем оклемавшись. Договаривались же. Со всеми договаривались – не дергать, пока я раз в жизни спокойно. С Элькой договаривались – не служить передаточным звеном, ежели дерганья все-таки случаются. Ну что такое?..

Говорить я ничего не стал, толку-то. Взял трубку, подал голос. Мельком подумал, что никогда уже не привыкну к этому увечному антиквариату, который занимает руки, невнятно орет в ухо, перевирая все на свете, не понимает по-человечески, сдыхает без предупреждения да еще норовит удрать на волну самого дорогого оператора. По большому счету лично мне это фиолетово, трубу исполком оплачивает – но экономика должна быть. Особенно теперь.

Тут же стало не до того.

В трубке, как муха в стакане, бесновался Баранов.

Правда, на вводные конструкции он тратиться не стал, пролаял что-то невнятное и уступил мембрану Рычеву. Рычев говорил размеренно, но я-то слышал, что на хорошем психе:

– ...Всем, кто давал присягу Советскому Союзу. Всем, кто родился в СССР. Всем, кто был пионером. Всем, кто любит настоящую Родину, ясную звезду и чистое солнце над мирной планетой, а не полосатых кур-мутантов о двух головах. Всем, кто меня слышит. Я, Максим Рычев, глава Союза Советов, говорю: наш Союз не сдается. Наш Союз жив и прекрасен. Мы обрели свою подлинную Родину и готовы защищать ее до края. Мы готовы ко всему. Но мы ждем помощи от вас, друзья. От тех, для кого советский...

– Слава! Баранов, твою мать! – заорал я, не обращая внимания на подпрыгнувших фрицев.

Баранов наконец-то включился и сам заорал:

– Ты понял, что это такое?! Ты вообще видишь, во что он нас!..

– Слава, это что? Ящик?

– Да какой, на фиг, ящик, откуда? Он куда мог ролик залил и крутит шарманку по кругу. Совсеть – вся, сайты – все, дальноволновки и эфэмы – до которых дотянулся.

– А сам где? В Союзе хоть?

– А я знаю? Я сам из Тюмени только еду!

– Я понял. Ладно, Слава, короче...

– Чего ладно-то? Что делать-то? Чего мне делать, скажи?

– Баранов, ты где родился? В СССР? Вот флаг тебе...

– Да пошел ты, – обиделся Баранов и выскочил из трубки.

Я положил телефон на колено задравшей голову Эльке и аккуратно сказал:

– Tuıan ildän tuyğan yuq.

– Что такое? – спросила Элька.

– Да ничего. Домой ехать надо.

– Мы с тобой, – быстро сказала она.

– Эль, держи себя в руках. Еще два дня.

Элька замотала головой.

– Эль, щас обратный рейс искать, в чартер вписываться – гемор тот еще.