Если за контрреволюционные преступления под расстрел угодило всего 0,79 % от общего числа командного состава РККА на начало 1937 г. — это что, «незаконные репрессии»?!

Если даже по официальным данным было подано свыше 30 тысяч жалоб и прошений о пересмотре дел по увольнению (а также арестов и приговоров суда) — это что, тоже «жестокие репрессии»?! Чтобы такое количество жалоб и прошений было подано, необходимо, чтобы их подавшие остались бы живы! Неужели это непонятно?!

Тогда где же те невероятные цифры якобы репрессированных, в основном якобы расстрелянных, коими бандерлоги антисталинской пропаганды до сих пор стращают народ?! На чем были основаны цифры этих негодяев?! Да только на зоологическом антисталинизме!

Разве это «обезглавливание армии», если из уволенных по различным основаниям 36 898 чел. 33,77 % достаточно быстро были реабилитированы и восстановлены в РККА — уже в 1939–1940 гг., а к 22 июня 1941 г. их количество возросло до 40,65 %?! Разве это бесчеловечное отношение к командным кадрам, если власть нашла в себе мужество признать свои ошибки, внимательно рассмотреть жалобы и прошения, и из уволенных по политическим мотивам 19 106 чел. к 22 июня реабилитировала 15 тыс. человек?! Да-да, в чем конкретно бесчеловечное отношение, если в условиях резкого пополнения РККА офицерскими кадрами — с 206 тыс. в 1937 г. до 680 тыс. к 22 июня 1941 г. — шла борьба фактически за каждого офицера, попавшего под увольнение?! Ведь, казалось бы, какую «погоду» могли сделать те же 15 тыс. реабилитированных и восстановленных в РККА, если, к примеру, одних только офицеров запаса с 1937 по 1940 г. было подготовлено 448 тыс. человек?! Ведь эти 15 тыс. чел. составили всего-то 3,35 % от числа подготовленных офицеров запаса! Ан, нет, власть была заинтересована разобраться во всем и с каждым тщательно, признавая допущенные ошибки. Потому и вернулись в строй эти 15 тыс. лиц командно-начальствующего состава.

Одним из важнейших и первых приказов Л. П. Берии на посту главы НКВД СССР был приказ от 17 июня 1939 г. «О порядке вызова военнослужащих в органы НКВД», которым было запрещено вызывать военнослужащих в НКВД без согласия и ведома комиссаров воинских частей. В преамбуле этого приказа Берия прямо указал, что имевшая до этого место практика вызовов военнослужащих в НКВД «нервирует личный состав РККА и РККФ». А до этого -13 января 1939 г. — по инициативе того же Л.П. Берии был издан совместный приказ НКВД и НКО СССР «О работе особых отделов НКВД». Согласно этому приказу, аресты рядового и младшего начальствующего состава должны были согласовываться с Военными советами округов, а среднего, старшего и высшего начсостава — с наркомом обороны. Еще один приказ Берии — «Об упорядочении проверки военнослужащих и вольнонаемных, проводимых через особые отделы НКВД» от 28 августа 1939 г., — положил конец массовой проверке, сохранив ее только для номенклатуры ЦК ВКП(б), командного и политического состава, а также вольнонаемных, имеющих допуск к секретной и шифровальной работе. Начиная с середины января 1939 г. за все аресты военнослужащих органами госбе-зопасности в равной степени отвечали как Военные советы округов, так и лично нарком обороны. Поэтому списывать все на Лубянку и Берию не только нечестно, но и подло.

В то же время было бы явно не по-человечески отмахнуться от того факта, что даже просто досрочное увольнение из рядов вооруженных сил для лиц, связавших с армией свою жизнь и судьбу, — событие горькое и неприятное. А что уж говорить о тех, кто так и остался арестованным и осужденным на различные сроки.