– Господа, проводите меня к вашему командованию! У меня есть очень важные сведения.

Японцы вышли из ступора. Старший патруля ткнул стволом винтовки в портфель и затем повел вниз. Люшков кивнул, опустил его на землю и предупредил:

– Господа, в нем важные документы и гранаты, будьте осторожны.

Второй японец поднял портфель, открыл замки, заглянул в него и что-то сказал старшему патруля. Тот жестом показал Люшкову опустить руки и шагнул на дозорную тропу. Люшков последовал за ним. Замкнул цепочку второй патрульный. Он все еще находился в шоке, не знал как вести себя с советским генералом, то наводил на него ствол винтовки, то опускал вниз. Люшков относился к этому с полным безразличием. Он был опустошен, двигался как автомат и не замечал суеты, поднявшейся вокруг него при появлении на погранполицейском посту. Телефонные звонки, отрывистые команды и беготня японцев по двору и коридорам смешались в его сумеречном сознании. В себя Люшков пришел, когда, то ли в сопровождении усиленной охраны, то ли конвоя, занял место в купе вагона поезда. Измотанный физически и психологически, он забрался на полку и, едва его голова коснулась подушки, уснул мертвым сном.

Проснулся Люшков, когда наступил следующий день. Поезд подъезжал к крупному городу, за окном купе, сливаясь в одну серую, безликую массу, потянулись китайские и корейские фанзы. Вскоре их сменили двух–  и трехэтажные здания, справа проплыл семафор, поезд замедлил движение, и локомотив, выпустив клубы пара, остановился у перрона. В плотном кольце охраны-караула Люшков вышел из вагона. Прямо перед ним стояли два автомобиля с зашторенными окнами, рядом с ними топтался японский лейтенант. Обменявшись короткими фразами с начальником охраны-караула, он кивнул на первую машину. Люшкова чуть ли не на руках внесли в нее и усадили на заднее сидение, по бокам его стиснули двое бульдожьего вида. Лейтенант занял место впереди и приказал водителю трогаться.

Через двадцать минут езды по лабиринту узких улочек, они въехали во двор, огороженный высоким забором, и остановились перед подъездом двухэтажного здания. На входе дорогу Люшкову преградил часовой. Лейтенант предъявил ему документы, и тот отступил в сторону. Охрана-караул осталась в вестибюле, а Люшков в сопровождении лейтенанта поднялся на второй этаж и остановился перед дверью, обитой кожей. Лейтенант постучал. Из-за двери донеслось:

– Войдите!

Лейтенант распахнул перед Люшковым дверь. Тот переступил порог и оказался в просторном кабинете. Его обстановка: несколько гравюр с японскими пейзажами, большой, двухтумбовый стол, столешница которого была затянута голубым сукном, подставка с набором цветных карандашей, чернильница и ручка, документ, перевернутый текстом вниз, а также массивный несгораемый сейф с гитаркой на замочной скважине, говорили Люшкову, что он попал либо в японскую контрразведку, либо в разведку. Подтверждение своей догадке он нашел в хозяине кабинета.

Навстречу ему поднялся из кресла высокий, спортивного вида капитан с европейским чертами лица и проницательным взглядом. Цепкая память Люшкова подсказала: перед ним находится один из лучших сотрудников японской разведки в Маньчжурии – Дейсан. Его внешность до мелочей совпадала с фотороботом, составленном по описанию закордонных агентов и хранившемся в картотеке управления НКВД СССР по Хабаровскому краю.

Не скрывая любопытства, Дейсан прошелся по Люшкову внимательным взглядом и на сносном русском языке представился:

– Начальник отделения японской военной миссии в Маньчжурии капитан Дейсан.

В Люшкове сработала армейская струнка. Он невольно подтянулся, одернул гимнастерку и назвал себя:

– Бывший начальник управления НКВД СССР по Хабаровскому краю, комиссар госбезопасности 3-го ранга Люшков.

На лице Дейсана появилась вежливая улыбка. Он пододвинул к нему стул и любезно предложил:

– Присаживайтесь, Генрих Самойлович.