Я располагал одной‑единственной неделей. Все эти дни я трудился не покладая рук, не брал в рот хмельного и спал урывками. И вскоре научился ловко доставать больших птиц прямо из воздуха и сотнями вытаскивать платочки из пустой тубы. Я тренировался с аппаратурой для подвешивания человека, что особенно нравилось Анжелине, и мастерски освоил этот фокус. Я даже постиг искусство читать записки из зрительного зала, прижимая их неразвернутыми ко лбу.
Научившись, я был на седьмом небе от счастья. Раньше, видя это диво на сцене, я неизменно приходил в восторг. А все оказалось так просто! Вы прижимаете ко лбу сложенный клочок бумаги, произносите имя приславшего записку зрителя, и он откликается. Ответив на его вопрос, вы разворачиваете записку и читаете ее вслух для сверки, затем отбрасываете и берете следующую. Отвечаете и на нее, а затем разворачиваете и прочитываете вслух под аханье публики. Дело в том. что первый зритель – подсадка, и никаких записок он вам не присылал. Зато благодаря ему вы получили возможность прочитать настоящую записку. Вы постоянно обгоняете публику на один вопрос. Чудо? Отвлечение внимания!
Прошла неделя, и вот наши чемоданы уложены, билеты куплены. Пора в путь‑дорогу. И пора снова зарабатывать деньги. С тех пор как Кайзи Ткнул меня носом в микроскопический параграф контракта, я нес убытки, и это причиняло невыразимые мучения.
Когда мы прощались, Великий Гриссини вовсе не выглядел великим.
– А все‑таки славно было вновь постоять на сцене, – сказал он с тяжелым вздохом.
– Остаюсь навеки вам благодарен. Вы уж простите, что все так быстро кончилось. – Я отвернулся, чтобы не видеть тоску в его глазах.
– Берегите себя, – сказала Анжелина.
Он скривился.
– Пускай меня берегут “Счастливые Гектары”. – Особой радости в его голосе я не услышал.
У меня рука не поднялась нанести задуманный удар.
– Послушайте, – сказал я, – мне выпала великая честь поработать с вами и чуточку скрасить вашу жизнь. Поверьте, вам не придется об этом жалеть.
– Что вы имеете в виду?
– Деньги. Еженедельно вы будете получать чек. Хватит и на еду получше, и на выпивку поприличней, и на все маленькие радости, ради которых стоит жить. Его это потрясло. Он сощурился.
– В чем подвох? Почему вы это делаете?
– Потому что он хороший человек, – ответила Анжелина.
– Так уж и хороший, – пробормотал я. – Признаюсь, столь исключительная щедрость не входила в мои планы. Скажем так: я внял голосу сердца.
– О, черт! – Анжелина была растеряна. – Джим, о чем мы вообще говорим?
– Видишь ли, я собирался платить и дальше, но лишь за тайну “Исчезающего бойспраута”. А сегодня вдруг понял: в моем послужном списке нет ни одного случая шантажа. И я уже слишком стар, чтобы за него браться. Так что живите на пенсии в свое удовольствие и поминайте меня добрым словечком по вечерам, в час коктейля.
Я свистнул. Загудели моторчики, чемоданы поехали за нами.
– Не верю! – крикнул Великий Гриссини нам вслед.
– Поверьте, – сказала Анжелина. – Старина ди Гриз только с виду кремень, а сердце у него нежное.
– Если не прекратишь меня нахваливать, я покраснею.
Я поцеловал жену в щеку.
Когда я подошел к такси, позади отворилась дверь коттеджа.
– Я вам скажу, – произнес факир. – Я решился.
– Лайнер ждать не будет, – предостерегла Анжелина.
– Это и минуты не займет. Вы бы сами могли догадаться, когда я сказал, что мальчик заходит мне за спину. На секунду он исчезает с глаз публики. Отвлекай внимание!
– И тут кое‑что происходит. ‑Я обрадовался. – Но что?
– Он останавливается. |