Москва – вернее, лишь та ее часть, что не угодила под удар Катастрофы, – была запружена войсками. Мне приходилось долго вертеть головой, дабы высмотреть на улицах гражданских, не эвакуированных из столицы по тем или иным причинам. И над всей этой камуфлированной и бронированной суетой возвышался Барьер, кажущийся с земли еще более огромным и ужасающим. На его фоне даже небоскребы и барражирующие в небе вертолеты смотрелись как спички и мошки рядом с куполом астрономической обсерватории.

Мне было не по себе. Нет, конечно, я не трясся от страха, будто осиновый лист, и не впадал в панику, хотя кое-какие ее признаки все же ощущал. Терзающий меня страх был непривычен, и потому я понятия не имел, как его быстро обуздать и вернуть себе боевой настрой. Впервые в жизни я – пилот грозной бронированной машины – ощутил себя ничтожным и уязвимым. Даже в компании тысяч соратников я не являлся достойным противником для той силы, с которой намеревался воевать. И тем не менее мы собирались бросить ей вызов, рассчитывая непонятно на что.

В штабе оперативной войсковой группировки, который располагался неподалеку от Барьера и куда мы с Сафроновым прибыли на инструктаж, нас ожидали обнадеживающие новости. Стало доподлинно известно, что гравитационная аномалия вокруг всех зон Катастрофы уходит в глубь них лишь на три километра. Это выяснилось, когда гравитация в оболочках «пузырей» резко понизилась до трехкратной, а по краям она отныне превышала силу земного притяжения всего в полтора раза. Висящая в воздухе муть немного рассеялась, но все равно еще не позволяла рассмотреть, что творится под покровом оседающей пыли.

Все – и военные, и ученые – уповали на то, что Барьеры в конце концов исчезнут, и обстановка за ними нормализуется. Однако ждать, когда это произойдет, было нельзя. Их ослабление и последовавшая затем стабилизация сделала эту преграду проницаемой и для машин, и для людей. А значит, если за нею еще остались выжившие, их требовалось немедленно оттуда эвакуировать. Но сначала предстояло провести там тщательную разведку и заодно проложить для быстрого оттока пострадавших прямой, беспрепятственный коридор.

В Москве эту задачу уже вовсю выполняла группа «Альфа-12». Завалы у края Барьера были столь высоки и неприступны, что командование капитана Баграмова решило использовать для прорыва в зону бедствия один из полуразрушенных участков метро. И сейчас разведчики при поддержке метростроевцев полным ходом расчищали тоннель, заново укрепляли его стены, а также пробивали новый вход и выход из него.

– Ваша первая задача, лейтенант, будет состоять в том, чтобы преодолеть Барьер на максимальной высоте, – взялся инструктировать меня командующий операцией полковник Решетов. – Никто до вас этим еще не занимался. Но наши умники из научного отдела предполагают, что чем выше вы взлетите, тем вам будет легче пересечь область повышенной гравитации. Верна эта теория или нет, судить не берусь. Ее предстоит проверить вам. Покамест нам известно, что оборудование проходчиков и противоперегрузочные десантные скафандры наших разведчиков функционируют в аномальной зоне без сбоев. Вопросы по этому пункту плана у вас есть?

– Так точно, господин полковник, – ответил я. – Поскольку к вам уже поступили первые доклады от «Альфы-12», хотелось бы узнать, что именно ее бойцы чувствуют, переходя через аномалию. Были ли у них при перегрузке какие-либо нетипичные ощущения, галлюцинации или что-то в этом роде? Думаю, эта информация поможет мне во время полета.

– Капитан Баграмов утверждает, что при проходе через Барьер его тело утратило подвижность и будто налилось свинцом, – просветил меня Решетов.