— То есть это я стрелял? — оторопело спросил Семен. — Выстрелил, вернулся к мотелю, бросил винтовку, перелез через забор…

— Выходит, что так, — внимательно смотрела на него Антонина.

— Бред какой-то… Если это я стрелял, почему собака дальше не пошла? Почему на меня не вышла?

— Она потеряла след.

— Сама потеряла, или преступник заглушил?

— Да, там была табачно-перцовая смесь…

— Замечательно. Выходит, я полный дурак! Убил Панарина, вернулся в гостиницу, бросил винтовку, а потом присыпал след… Пальчики-то с винтовки хоть стер?

— Пока не знаю.

— Ты что, серьезно меня подозреваешь?

— У тебя был конфликт с Панариным, — немигающе смотрела на него Антонина. — И в армии ты был снайпером…

— Да, и «СВД» из Чечни привез.

— Теоретически это возможно.

— А ничего, что мы там с «СВД» не работали? «Винторез» был, «Взломщик» был, а «СВД» не было… Ты что, действительно меня подозреваешь?

— Я обязана тебя подозревать.

— Майора хочешь получить? — раздраженно усмехнулся он, глянув на ее погоны.

— Это здесь ни при чем… Я должна тебя подозревать, но не хочу. И не могу… Но мне нужно с тобой поговорить, убедиться в том, что это не ты стрелял…

— А чего здесь убеждаться? — Семен протянул к ней руки. — Можешь понюхать, порохом они не пахнут.

Антонина кивнула, нежно взяла его за запястье и обнюхала кисть руки. Она как бы исполняла свой служебный долг, но ее глаза при этом чувственно затуманились.

— Я мог работать в перчатках. И переодеться мог. Пусть ищут одежду, я не против. Мусор еще не вывозили, так что флаг в руки.

— Искать будут. И постановление на обыск будет. За ним уже поехали.

Кто-то шумно прошел по коридору, и слух уловил грубые мужские голоса.

— Нас уже ищут, — с упором на первое слово сказала Антонина.

— Да я и не скрываюсь, — Семен шагнул, было, к двери, но вдруг раздался громкий стук:

— Антонина Евгеньевна! Открывайте, мы знаем, что вы здесь!

Она раздосадованно вздохнула и, бросив Семену:

— Не бойся, я тебя в обиду не дам, — открыла дверь. Но в номер никого не впустила, сама вышла в коридор, плотно закрыв ее за собой.

Семен подошел к окну, глянул вниз. Еще одна полицейская машина появилась, и автоматчик у входа стоит. Второй этаж — высота небольшая, и окно легко открывается, но убежать будет не просто. Да и не собирался он этого делать…

Он взлохматил волосы, пытаясь причесать ошалевшие мысли. Собраться надо, сосредоточиться.

Жаль, что не успел он выяснить у Антонины, когда, в какое время стреляли в Панарина. Если это случилось ночью, то дело дрянь. Ночью он спал один и, в принципе, мог покинуть гостиницу незаметно для дежурного администратора. Выйти через черный вход, пересечь задний двор, зайти в недостроенное здание ресторана, забраться на крышу, а оттуда спрыгнуть вниз, как раз на тропку, которая вела к коттеджному поселку. Тем же путем мог и вернуться…

Дверь снова открылась, и в номер вошел коренастый мужчина с грубым лицом. Он был в штатском, но и в этой овечьей шкуре в нем угадывался матерый ментовский волчара.

— Вот, значит, ты какой… — сказал он густым с хрипотцой голосом, с мрачной иронией глядя на Семена.

— Какой такой?

— Да щечки у Антонины Евгеньевны красные.