— Не очень-то на это рассчитывай. Он что-то задумал, раз отправил охрану назад безо всяких объяснений. Если он не хочет, чтобы его нашли, его не найти. Я просто не могу понять, почему его так долго нет, если он знает, что Гассем все усиливает свою власть.

— Эти двое, — сказал Каирн, — Гассем и Лериса. Они и вправду так ужасны, как он говорил?

Анса закрыл глаза.

— Они хуже, чем я мог себе представить. Мать всегда говорила, что отец преувеличивал, когда говорил о них, но теперь я знаю, что все это — правда. Она просто не может вообразить кого-то хуже, чем тот вождь амси, которого отец убил, чтобы завоевать ее.

— Импаба, — добавил Каирн.

— Да, Импаба. Он был плохим, но это ничто, меньше, чем ничто, по сравнению с Гассемом, а Лериса еще ужаснее. Дело не только в том, что они — воплощение зла. Это зло — бесконечно. Трудно объяснить, но ты поймешь, что я имею в виду, когда увидишь их. Правда, я надеюсь, этого не случится.

— А теперь они владеют нашим самым главным секретом, — сказал Каирн, содрогаясь при мысли, что именно ему придется сообщить эту новость.

Анса сжал его руку.

— Хотел бы я поехать вместе с тобой, братишка, но я свалюсь замертво прежде, чем мы проедем сотню миль. Ты справишься. В твоих жилах течет лучшая кровь мира — кровь Гейла и Диены, короля и королевы страны равнин и холмов! Найди его, Каирн! Найди и приведи назад!

Постепенно он обрел уверенность в себе. Несколько раз он встретил людей, похожих на разбойников. Они изучали молодого всадника со свирепым лицом, увешанного оружием, и решали найти другую жертву. Он обнаружил, как и предсказывал Анса, что надменность и высокомерие почти всегда обеспечивают ему сотрудничество от всех, с кем приходилось сталкиваться. Это было непривычным, но он быстро свыкся с новым поведением.

А теперь он сидел в этом городишке, Илистом Дне, след отца остыл, а перед ним лежала река, такая широкая, что поражала воображение. Но это возбуждало его так, как немногие вещи в его короткой жизни. Он хотел больше узнать о реке.

Каирн взобрался на дамбу и был вознагражден, увидев, что под лучами утреннего солнца растаяли последние остатки тумана, и можно было увидеть всю реку под ярким солнечным светом. Из кошеля, притороченного к поясу, он достал одну из своих самых ценных вещей — подзорную трубу. Это был инструмент, искусно сделанный из дерева, меди и стекла, с линзами, отшлифованными непревзойденными мастерами Неввы.

Каирн раздвинул подзорную трубу и не спеша начал изучать суда на реке. Больше всего было самых маленьких судов — каноэ из кожи и коры, долбленок и крошечных плотов, на которых умещалось не больше трех человек. Были лодки побольше, вроде той, что он видел привязанной к причалу, на некоторых до дюжины человек на палубе. Были лодки со смешанными командами — мужчины, женщины, дети, и он понял, что это и есть семейные лодки, о которых говорила Желтая Птица.

Один раз он увидел огромный плот из строевого леса, все сто шагов в длину. Каирн попробовал сосчитать, сколько бревен пошло на плот, но быстро сдался, потому что бревна были самого разного размера и не связаны в аккуратные, ровные ряды, как на маленьких плотах.

Но самыми пленительными были огромные суда, с трудом идущие против течения или медленно дрейфующие по течению. Те, что шли против течения, приводились в движение гребцами с обритыми наголо головами. Они гребли длинными веслами, размещенными по пятнадцать, а иногда даже по двадцать, на каждом борту. На судах были паруса, чтобы быстро двигаться вперед при попутном ветре, но сейчас они повисли в неподвижном воздухе.

Те суда, что шли вниз по течению, глубоко сидели в воде, как будто были нагружены под завязку, но на палубах было не больше, чем по дюжине человек.