Трудно перенести мысль о пытках. Сама по себе смерть — не самое ужасное, хотя он предпочел бы погибнуть позже и достойнее. Но остаться жить беспомощным инвалидом — что может быть страшнее!
Стражники защелкнули у него на шее кольцо и покинули камеру. Он огляделся в поисках других пленников, но никого не было. Длина цепи позволяла сесть, прижавшись спиной к стене, и, бесполезно дернувшись несколько раз, Каирн так и поступил. Руки были по-прежнему скованы, и Каирн попробовал сломать оковы. Керамика казалась хрупкой, но была невероятно прочной.
Он подумал, нельзя ли покончить с собой. Можно попробовать задушить себя кольцом на шее. Это отвратительно, но лучше, чем смерть под пытками.
Потом Каирн вспомнил, зачем он здесь, и обругал себя за эгоистичное желание умереть быстро. Что значат его страдания по сравнению с важностью сообщения, которое он обязан доставить отцу?
С другой стороны, если раньше встретиться с отцом было трудно, теперь это просто невозможно. Как он сможет перекинуться с Гейлом хоть словом? Потом Каирн сообразил, что Гейл находится где-то в этом строении. Поняв, что одним препятствием уже меньше, он почувствовал себя немного лучше и решил, что все равно сумеет выбраться отсюда. Просто надо, наконец, начать пользоваться мозгами и теми знаниями, которые он получил по настоянию отца. Одно только полностью ясно — мастерство воина не поможет тому, кто закован в цепи.
Около полудня Каирн услышал, как наверху лестницы, ведущей в камеру для пыток, открывается дверь. Он ничего не ел со вчерашнего вечера и надеялся, что его покормят. Все мысли о голоде испарились, как только Каирн увидел невысокого бородатого человека, который стоял вчера на балконе с Гейлом.
Человека сопровождали слуги и стражники. Один из слуг нес складной стул. Он поставил его посреди камеры, маленький человек вошел и сел. Каирн заметил, что человек сидит так, чтобы пленник, приди ему в голову мысль напасть, не дотянулся до него. Человек охватил изящными руками широко расставленные колени, наклонился вперед и начал изучать своего пленника. Глаза его напоминали холодные черные камни, а лицо с равным успехом могло оказаться маской, так мало оно выражало.
— Юноша, — начал он голосом таким же ледяным, как и глаза, — прежде, чем мы начнем, я хочу, чтобы ты точно уяснил себе свое положение. Я знаю, ты чужестранец, но немного знаешь наш язык. Ты понимаешь меня?
— Да, — сказал Каирн, гордясь своим недрогнувшим голосом. Потом сообразил, что ничего по-настоящему плохого еще не произошло.
— Превосходно. Меня зовут Мертвая Луна, и я — правитель этой страны, Мецпы, и всей империи. Я невероятно могуществен, а ты — мой пленник. Забудь о побеге, это невозможно. Ты не должен мне лгать, я сразу пойму, что ты лжешь, а мои офицеры очень искусно умеют причинять боль и расчленять человека на части, но при этом не убивают. Это ты понял?
— Да, — ответил Каирн.
— Очень хорошо. Дабы избежать многословия твоих ответов, я скажу то, что мне о тебе уже известно. Не трудись отрицать, это уже доказано. — Он протянул руку, и слуга вложил в нее кожаную папку. Человек разложил открытую папку на коленях, и другой слуга подошел с лампой, ибо света, струящегося из маленького окошка, не хватало.
— Ты прибыл через главные ворота Крэга вчера, верхом на прекрасном кабо, и назвался Каирном. Ты сказал, что ищешь человека, которого подробно описал: высокий, могучего телосложения, длинные волосы своеобразного бронзового оттенка, цвет лица того же оттенка, но бледнее, широкие скулы, глаза синие, сверкающие. Очень впечатляющая внешность, надо сказать; позже ты мне скажешь, зачем ты его разыскиваешь.
— Далее, после регистрации в полиции, опять справившись об этом странном человеке, ты начал рыскать по городу и провел подозрительно много времени, изучая стены и бойницы, а в один момент исчез почти на час. |