Во-вторых, снаряды. Погреба Порт-Артура опустели еще перед той, неудачной попыткой прорыва, но тогда снаряды брали в перегруз. Сейчас боезапаса оставалось не более двух третей от штатного, и наверняка японцы это знали. Вот только был шанс, что им неизвестна полная номенклатура грузов транспорта, прорвавшегося в Порт-Артур. А там, помимо прочего, нашлось и некоторое количество крупнокалиберных снарядов. Двенадцатидюймовых, снятых с «Цесаревича», Бахирев пояснил, что у них есть свежий, экспериментальный боезапас, снаряженных другой взрывчаткой. Плюс к ним нашлось и некоторое количество десятидюймовых, как раз той взрывчаткой снаряженных. Благодаря этому боекомплект кораблей удалось довести практически до полного. Ну и, в-третьих, каждый из кораблей Тихоокеанской эскадры имел теперь по новенькому дальномеру взамен разбитых в прошлом бою. Тоже подарок Бахирева… В общем, Вирену было, чем удивить японцев.

Сам контр-адмирал шел на «Баяне», держась спереди-слева от строя своих броненосцев. Флаг над своим кораблем он приказал не поднимать, это давало лишний шанс на то, что японцы не сразу определят, откуда исходит управление эскадрой. Разумеется, подобное являлось нарушением всех флотских традиций, но Вирену на это было уже плевать. Победит — об этом вспомнят разве что шепотком за спиной, проиграет — так зачем жить? Тяжелый револьвер лежал в ящике стола, и никто не помешает прислонить тяжелый холодный ствол к виску. Одно Вирен знал точно — вернуться на этот раз в Артур ему не суждено, том более, о том, что помощи с Балтики ждать не приходится, ему было уже иизвестно. Более того, им был отдан приказ командиру «Баяна»: если его, адмирала, все-таки убьют, командование эскадрой во избежание путаницы должен принять именно он. Адмирал не без основания решил, что сохранение управления эскадрой важнее, чем имя человека, который ее ведет.

Даже интересно, что бы подумал как бы действовал Вирен, если бы слышал разговор, который незадолго перед этим произошел на мостике «Рюрика». Тогда Бахирев поинтересовался у Эссена, почему тот решил идти за британскими кораблями, а не, объединившись с Виреном, раздавить японцев. Уж кто-кто, а они хорошо понимали расклад сил — буквально накануне «Хай-Чи», пользуясь своей быстроходностью, прошел на расстоянии прямой видимости от японской базы, и пересчитать японские вымпелы было делом техники. Эссен тогда лишь вздохнул и ответил:

— Знаешь, Михаил Коронатович, ты прав, конечно. Прав с точки зрения моряка. Но ты не прав, потому что не думаешь о будущем. Рано или поздно они узнают, кто мы и какое отношение имеем к русскому флоту. И потому они должны победить сами, нельзя красть у них победу. Иначе они всегда будут надеяться на чудо, и это станет для русского флота ударом пострашнее японских снарядов.

Бахирев лишь кивнул, соглашаясь. Решение командира не выглядело бесспорным, но было понятным старому вояке. Оспаривать его он не собирался, хорошо понимая значение субординации. Единственным, пожалуй, что ему не нравилось совершенно, был интересный факт. Сейчас там, с эскадрой Вирена, шел миноносец, на мостике которого стоял старший лейтенант Михаил Бахирев. А броненосцем «Севастополь», самым тихоходным и потому наиболее уязвимым, командовал капитан первого ранга Эссен. Но, в конце концов, они сейчас рисковали немногим меньше, и кому улыбнется удача оставалось только гадать.

Разумеется, Вирен ничего не знал о мотивах тех, кто фактически вывел его на японский флот.