Именно командир «Баяна» и почувствовал первым, что нос его крейсера начинает медленно, но верно уходить вниз, о чем и сообщил увлеченному боем Вирену. Объясняться пришлось жестами, чаще неприличными, поскольку контуженый адмирал ничего не слышал. К счастью, сам командир «Баяна» пострадал меньше, и сумел разобрать, как Вирен проорал: «Полный вперед! Тараним!» После этих слов он и понял, что не зря переоделся в чистое перед выходом в море. Впрочем, сейчас это не играло роли — за короткие минуты боя одежда успела приобрести равномерно бурый цвет, прокоптившись в дыму пожаров и пропитавшись потом.

В боевой рубке «Асахи» командир броненосца капитан первого ранга Цунаакира Номото сначала с недоумением, а затем и с ужасом наблюдал, как русский броненосный крейсер, объятая пламенем груда медленно оседающего в море железа, идет прямо на его корабль. О том, чем грозит «Асахи» удар кованого форштевня он знал прекрасно. Махина водоизмещением свыше семи тысяч тонн вряд ли способна разрубить его пополам, но распороть половину борта — запросто. А учитывая, что броненосец и так принял в отсеки изрядную порцию воды, это наверняка окажется для него фатальным. И неизвестно еще, кто утонет первым. Ломая строй, Номото начал маневр уклонения, молясь попеременно богам и демонам, чтобы успеть. Его заметно осевший корабль с трудом слушался руля, а высокий бурун захлестывал пробоины. И поворот шел медленно, медленно, медленно…

Японцы успели. «Баян», совершенно потерявший управление, осевший по самые клюзы и начавший постепенно заваливаться на борт, прошел в каком-то десятке метров от броненосца. В этот момент по «Асахи», из опасения задеть своих, не стреляли и другие русские корабли, так что на несколько минут он оказался в комфортном положении необстреливаемого корабля. Именно это и спасло броненосец, позволив без помех завершить маневр. Но бой был еще не окончен.

Петро Ничипорук служил на «Баяне» со дня его вхождения в состав Российского Императорского флота, то есть не очень долго. Но к моменту, когда его нога в первый раз коснулась палубы крейсера, он был уже немолодым сверхсрочником, и занимал должность, для которой как нельзя больше подходил обычный для выходца с Украины прижимистый характер. Проще говоря, Ничипорук был боцманом.

У хорошего боцмана есть все. Разумеется, встречались боцманы лучше него, но попадались и куда хуже. Никто не упрекнул бы носителя серебряной дудки, чья кряжистая фигура вызывала трепет у новобранцев, что он плохо знает свои обязанности, а двадцать с лишним лет службы и две кругосветки (серьгу в ухе Петро носил с законной гордостью, и ни один ревнитель уставов на его право не покушался) дали ему немалый опыт. И сейчас он, несмотря на разъедающий глаза дым и боль от ожогов, первым сообразил — японец успеет увернуться. И, хотя даже само появление на палубе было сродни игре в русскую рулетку из-за непрекращающегося дождя осколков, Ничипорук бегом устремился к своим владениям.

Боги хранят смелых. Он отделался парой царапин, причем одну заработал, распоров предплечье о торчащий под немыслимым углом лист вырванного взрывом металла. А еще через пару минут он вновь был на палубе, таща на плече две тяжелые кошки из отлично закаленной стали с привязанными к ним мотками толстой веревки. У хорошего боцмана есть все.

Подчиняясь свистку дудки к нему подбежали несколько матросов, а затем, к полному изумлению японцев, кошки полетели в сторону их корабля.