Правда, для «Якумо» успех обошелся дорого. Хотя развернуть башни англичане и не успевали, но артиллерия среднего калибра «Свифтшура» успела дать залп. Семь орудий левого борта калибром сто девяносто миллиметров мало уступали восьмидюймовкам японцев по весу снаряда и заметно превосходили их по начальной скорости. На такой дистанции их не удержала бы и броня настоящего броненосца, а у броненосного крейсера и вовсе не было шансов. Второго залпа не последовало, корабли все же сошлись борт в борт, однако повреждения были страшные. Огромные дыры, переполовиненная артиллерия среднего калибра, мгновенно вспыхнувший пожар… Но одним залпом, пусть и в упор, корабль такого класса все же было не остановить, а буквально через несколько секунд японские моряки уже начали перепрыгивать на палубу «Свифтшура». Короткая, отчаянная схватка — и лучший корабль в этих водах оказался захвачен, а его защитники безжалостно перебиты. Рядом Оиноуэ Кюма на своей «Кассуге» проводил такую же операцию с «Трайемфом», и после его захвата сколь-либо серьезное сопротивление британского флота закончилось.

И вот тут-то еще не отошедший от боя, разгоряченный схваткой и одушевленный победой, Того-младший сообразил, что угодил в ловушку. Не угодил даже, а сам себя загнал, причем с особым цинизмом. Ведь он шел сюда, чтобы наказать англичан за вероломство и умереть самому, поскольку не рассчитывал на победу, и вдруг оказалось, что казавшиеся непобедимыми британцы разгромлены, а сам он остался жив, не потерял ни одного корабля, да еще и захватил в качестве трофеев два быстроходных броненосца. Позднее оказалось, что еще и два миноносца, которые, уходя из-под огня «Ниссина» выбросились на берег и были брошены экипажами, остальные же, так и не успев поднять пар, были расстреляны. Но победа — это хорошо, трофеи — тоже, а вот что делать дальше?

Выйти в море Того-младший не мог, его корабли пришли в Гонконг на последних остатках угля. Более того, пять кораблей получили повреждения, и если «Ниссин» отделался небольшой дырой в борту и слегка покалеченными надстройками, неприятностью скорее косметической и на эффективность корабля в бою практически не влияющей, а одному из миноносцев всего лишь снесло трубу, что вполне подлежало восстановлению, то остальным досталось всерьез. Оба миноносца были окутаны густыми облаками пара и фактически потеряли ход, а у «Якумо» борт разворотило так, что страшно было смотреть. Окажись на его месте любой из гарибальдийцев, он бы, наверное, затонул, однако немецкие корабли всегда отличались колоссальным запасом прочности. Именно стремление германской школы судостроения к основательности и не позволяло их кораблям добиваться высоких характеристик при умеренном водоизмещении, как итальянцам, но зато и топить бронированный гроб со Штеттинских верфей оказалось куда сложнее. Не зря же в той истории, которой уже не суждено было случиться, он находился в составе японского флота аж до сорок пятого года. Тем не менее, выходить сейчас в море «Якумо» было противопоказано. Первый же шторм — а они в это время года не редкость — мог запросто отправить поврежденный корабль на дно.

Однако Того-младший, все еще не отошедший от могучей адреналиновой волны, принимал сейчас решения не только быстро, но и не по-японски нестандартно. Есть корабли, люди и прекрасно оснащенный, беззащитный сейчас порт — так чего, спрашивается, еще надо? Да, практически нет морской пехоты, зато матросов взяли для формирования экипажей минимум шести кораблей. В кубриках вон не протолкнуться. И винтовок достаточно — так, на всякий случай, старший брат настоял. И командующий… нет, уже не эскадрой, а собственным флотом контр-адмирал, новоиспеченный государственный преступник и ронин дал отмашку.