— К черту! — рявкнул Вессон. Музыка умолкла.

Вессон чувствовал себя как малыш, которого заперли в комнате и не выпускают. Руки задрожали.

Скафандр находился в герметичном шкафу рядом с переходным шлюзом. Вессон уже раз-другой выходил в нем на палубу. Смотреть там, впрочем, особенно было не на что — кромешная тьма и собачий холод. Но сейчас ему во что бы то ни стало нужно вырваться из этого беличьего колеса. Вессон извлек из шкафа скафандр и принялся в него облачаться.

— Поль, — встревоженно спросила тетя Джейн, — вам что, немного не по себе?

— Да! — огрызнулся он.

— Тогда не ходите, пожалуйста, ко Второму сектору, — мягко попросила тетя Джейн.

— Ну ты, чертова консервная банка! — с внезапной злобой рявкнул Вессон. — Не смей меня учить! — Потом, яростно рванув молнию, застегнул верх скафандра.

Прямая труба переходного шлюза, где места едва хватало только одному, была единственным проходом из Первого во Второй сектор. А также и единственным выходом из Первого. В самом начале, чтобы сюда попасть, Вессону пришлось миновать большой шлюз у «южного» полюса сферы, пропутешествовать через люк и по всему переходному мостку. Тогда его, разумеется, волокли бесчувственным. Когда придет время, выбраться надо будет тем же путем. Ремонтный корабль не располагает ни избытком места, ни лишним временем.

У противоположного, «северного», полюса находился третий переходной шлюз — столь огромный, что запросто вместил бы в себя целый грузовой звездолет. Но никому из людей доступа туда не было.

В луче фонарика на шлеме Вессона громадная центральная часть станции казалась чернильной бездной, откуда возвращались лишь слабые, трепетные отсветы. А вокруг все стены искрились инеем. Второй сектор еще не герметизировался, и сочившиеся оттуда диффузные испарения замерзали на стенах пушистым ковром. Холодный металл гулко звенел под тяжелыми ботинками. Необъятная полость Второго сектора еще сильнее давила на Вессона из-за своей безвоздушности, из-за царившего там мрака и холода. Ты здесь один, словно говорили его шаги. Один.

Вессон прошел уже метров тридцать по переходному мостку, когда тревога внезапно усилилась. Сам того не желая, он остановился и неловко прислонился к стене. Но опоры твердой стены все равно не хватало. Переходной мосток, казалось, вот-вот грозит выскользнуть из-под ног, грозит сбросить в непроглядную бездну.

Тут Вессон узнал эту сухость во рту, этот металлический привкус в горле. Страх. Это страх.

Мелькнула мысль: «Кто-то хочет заставить меня бояться. Но зачем? Почему именно сейчас? А главное — чего?»

И в тот же миг он понял. Неимоверная тяжесть опустилась на него подобно гигантскому кулаку — и у Вессона появилось жуткое ощущение чего-то немыслимо огромного, чего-то лишенного пределов; с неумолимой медлительностью оно все сжималось и сжималось…

Время пришло.

Первый месяц закончился.

Чужак приближался.

Стоило Вессону, задыхаясь, повернуть назад, как все необъятное строение станции вдруг сузилось до размеров обычной комнаты, а вместе с ним сжался и Вессон. Сам себе он казался теперь жалкой букашкой, отчаянно мечущейся по стенам.

Он бросился в бегство. Станция за спиной рокотала.

В безмолвных комнатах все лампы испускали неяркий свет. Вессон недвижно лежал на кушетке и смотрел в потолок. Сквозь потолок. Воображение живо рисовало ему изменчивый образ чужака. Огромный и мрачный. Лишенный формы. Тяжелый, угрожающий.

На лбу крупными каплями выступил холодный пот. Но Вес-сон не в силах был отвести пристального взгляда от потолка.

— Так вот почему… вот почему вы не хотели, чтобы я… чтобы я выходил на палубу.