– Хай, олдфеллоу! – Джро Кейкссер приветливо помахал рукой.

– Здравствуй и ты, – солидно поприветствовал его Папа. – А где же твои юристы и этот, как его…

– Оу, мы доберёмся до них минут через двадцать, – махнул рукой стибок. – Согласитесь, такие важные персоны не могут встречаться с нами в трущобах!

– Тоже мне, проблема! Да сейчас половина города затоплена и превратилась в трущобы, – усмехнулся Свистоль.

– Условности порой бывают сильнее жизненных реалий, – тонко улыбнулся Джро. – Кстати, я уже говорил Смоки, что ваше племя достойно лучшего, нежели чем Москитный квартал… Почему бы вам не арендовать дом в приличном районе?

– Угу… Арендная плата, плата за водопровод, плата за канализацию…

– Что поделаешь! Цивилизация требует жертв… Кстати о цивилизации: есть возможность перекусить за счет нашего будущего партнёра, пока мы плывём. Не желаете ли пропустить стаканчик-другой пивца под барбекю?

– Кстати о жертвах – желаем!

Произнося эту роковую фразу, Большой Папа, конечно же, не предполагал, к чему приведут его слова. Кто знает – промолчи он, и всё обернулось бы иначе; с другой стороны, буфетчик, возможно, в любом случае пролил бы помои – слишком близко они стояли к краю плота… Но давайте, впрочем, по порядку.

Ведро, прозывающееся «поганым», имеется в каждом уважающем себя заведении общепита. Туда обычно бросают всевозможные объедки (те, что нельзя пустить в дело ещё раз), очистки и прочую дрянь. В данном случае среди мусора преобладали мясные отходы – Вхут-мас всё-таки старался держать марку, и откровенно малосъедобные вещи в принадлежащих ему заведениях, как правило, не подавались. Поэтому, когда ведро, сбитое неосторожным движением буфетчика, взявшегося исполнять заказ, полетело за борт, в воде оказалось килограмма три всевозможных костей, плёнок и хрящиков – и, конечно, некоторое количество сырого мяса…

Армадилл способен почуять запах крови издалека. Собственно говоря, миазмы подтопленного города, распространяясь вниз по течению, привлекли под его стены немало хищных созданий; но ни одно из них не могло соперничать с почти неуязвимой рептилией по части скорости и остроты обоняния.

Он приплыл в город днём, движимый голодом; он двигался возле самого дна, вздымая тучи ила, и мелкая подводная живность в панике спешила убраться с его пути. Уровень воды в реке к тому времени достигал местами трёх – трёх с половиной метров выше ординара, и многие обратили внимание на странные завихрения, возникшие вдруг на её поверхности. Двоих лесных куки, рыболовов с Каме леопарда, прибывших в Вавилон в надежде продать богатый утренний улов, внезапно закружило в невесть откуда возникшем водовороте. Утлая лодочка заплясала на волнах; дикари в ужасе вцепились в борта, расширенными глазами провожая скользнувшую под килем тень.

– Что это было, отец мой? – дрожащим голосом спросил тот, что помладше.

– Не знаю, сын мой! И тебе лучше не знать; да будут к нам благосклонны предки! – прошептал старший и отвесил младшему профилактическую затрещину. – Берись скорее за вёсла; и прочь, прочь отсюда!

Он плыл… Плыл в этих странных, изобилующих незнакомыми ароматами узких каньонах, выискивая в струях запахов тот, что поднял его с илистого ложа на дне реки; неповторимый, восхитительный аромат, чем-то похожий на запах мокрого железа, чем-то – на сырой яичный желток. Запах крови…

– Вот растяпа, – покачал головой Джро.