Боли не было, только кожу опалило на миг нестерпимым холодом; но вся нижняя половина туловища будто вдруг перестала существовать. Ноги его подкосились, и каюкер рухнул, по счастью, успев-таки ухватить оружие. Глядя на возвышающуюся над ним фатальную тварь, Иннот стиснул зубы и воззвал к энергетической сущности своего организма, продавливая, прожигая путь нервным импульсам в собственной неощущаемой плоти.

Это оказалось более чем неприятно; чувство было такое, словно его по пояс окунули в крутой кипяток. Тем не менее спустя пару секунд каюкер восстановил контроль над своим телом и сделал жмуру подсечку.

Чудище, вероятно, ещё ни разу не встречалось с такими, как Иннот: оно не успело вовремя среагировать на нестандартную ситуацию и грохнулось навзничь. Действуя тяжёлым бумерангом, словно дубинкой, Иннот принялся крушить голову монстра.

Хлюпику повезло несколько меньше. Ему удалось подобраться к жмуру вплотную, и он изо всех сил толкнул монстра, надеясь сбить с ног; однако страж Территории даже не пошатнулся. Крепкие мосластые руки непомерной тяжести глыбами опустились на плечи смоукера; пальцы, казалось, впились прямо в кости. Хлюпик охнул – и почувствовал, что ноги его отрываются от земли. Жмур медленно поднял восставшего и выдохнул ему в лицо целое облако некроплазмы.

В следующий миг голова твари разлетелась на кусочки: измолотив своего врага, буквально превратив его в отбивную, Иннот поразил последнего оставшегося жмура едва ли не в упор. Но было поздно: Хлюпикова безвольная тушка неподвижно валялась на снегу.

– Старик, ты, как бы, не поверишь… Но это первые честно заработанные монетки в моей жизни! – растроганно сказал Чобы, получив от маэстро Палисандро причитающееся ему вознаграждение.

Друзья сидели в маленькой, неимоверно тесной и дымной харчевне и наслаждались заслуженным отдыхом. Пыха чувствовал себя несколько обалдевшим: за всю свою жизнь ему не приходилось вытворять столько всякой всячины, сколько за последние несколько часов. Самым трудным оказалось делать вид, будто он не видит окружающих импровизированную сцену зрителей. Дебютант поначалу сбивался и запинался, несмотря на то что суфлёр, маленький толстый человечек в очках, громким шёпотом подсказывал нужные фразы из уложенной тут же бочки. Но мало-помалу всё стало налаживаться, и к середине спектакля он уже вполне освоился с новым делом; к тому же уличная публика оказалась весьма великодушной и невзыскательной. Под конец аплодисменты наполнили воздух, а мелкие монетки сладостным градом посыпались в шляпу маэстро.

Палисандро платил своей труппе без проволочек и щедро; во всяком случае, Пыхе ни разу не доводилось держать в руках столько денег сразу. Даже Чобы Стисм выглядел довольным.

После спектакля Кастрация потащила приятелей отмечать их первую премьеру. От неё Пыха узнал о местонахождении своих соплеменников. Как выяснилось, Джро Кейкссер успел затеять со смоукерами общий бизнес; и стибки теперь были частыми гостями в Колючем Доме – именно такое название получило обиталище племени.

– Ты не представляешь, Смоки, до чего это забавно – когда кто-нибудь пытается забраться внутрь и натыкается на колючки Занавеса! – хихикала стибовочка.

Желающих познакомиться со смоукерами поближе и в самом деле сильно поубавилось: местная шпана быстро поняла, что эти куки стоят друг за друга горой. Кроме того, со странными синекожими человечками оказалось гораздо выгоднее дружить: новое увлечение – табак – распространялось по Вавилону со скоростью пожара. Первыми, как и предсказывал некогда Джро Кейкссер, на экзотический вид досуга запали богатеи Лоск Бэби – района роскошных вилл, особняков и сверхдорогих бутиков. Смоукеры сделали правильный ход, разделив всю свою продукцию на категории простой и элитной.