— Святой Бенедикт завещал нам не принимать новичков с распростертыми объятиями, а испытывать их дух, чтобы понять, являются ли они истинными посланцами Господа нашего. Поэтому мы дадим вам время привыкнуть к нашему образу жизни здесь, в монастыре, хотя я полагаю, что лучше начать наставления на путь послушницы немедленно. Чем скорее вы оставите позади прежнюю жизнь, тем лучше. — Настоятельница благословила меня и медленно вышла из комнаты. Она была такой маленькой и согбенной, что походила на горбатого ребенка.

Едва дверь закрылась за нею, как остальные монахини обступили меня.

— Итак, — удовлетворенно заявила сестра Эммануэль, — настало время сбросить оковы мирских благ. Давайте начнем с приданого.

— Четыре тысячи ливров, — сказала сестра Тереза, — плюс двести ливров на проживание, триста ливров — на одежду, и еще девяносто — на еду.

— Но это неслыханно! За комнату во дворце я и то платила меньше.

— Как только вы принесете обет, то останетесь с нами до конца своей земной жизни, — сообщила мне сестра Эммануэль.

Я стиснула зубы.

— А что будет, если я передумаю и не стану приносить обет?

— Ваше приданое будет выплачено только после того, как вы станете одной из нас, — пояснила сестра Тереза. — Но в любом случае Его Величество король был так любезен, что согласился покрыть ваши расходы до того дня.

Я испытала невыразимое облегчение. Только представьте — влезть в долги, чтобы платить за келью в этом холодном и продуваемом всеми ветрами склепе!

— Однако мы хотим, чтобы вы оплатили свое проживание и питание у нас немедленно, — и сестра Тереза протянула руку.

Закусив губу, я порылась в своей сумке, нашла кошелек и отсчитала монахине чуть больше шестисот ливров, почти две трети моего годового пансиона.

— Теперь вы должны отдать всю свою одежду, всю, до последней нитки. Подобная распутная роскошь вам здесь не понадобится, — заявила сестра Эммануэль.

Я уставилась на нее, не веря своим ушам.

— Прошу прощения?

— Вы не можете оставить себе даже булавку. Раздевайтесь и передайте всю одежду мне. Мы принесли вам платье послушницы. — И она показала на небольшую кучку грубой домотканой одежды, которую заведующая трапезной, сестра Берта, положила на приставной столик.

— Ни за что. Вы хотя бы представляете себе, сколько стоит вот это платье?

— Оно принесет нам изрядную сумму, — согласилась сестра Тереза. — Ее, быть может, даже хватит на то, чтобы починить крышу церкви.

— Это грабеж среди бела дня. Вы не имеет права продавать мою одежду.

— Мы продадим ее только после того, как вы принесете обет. Тогда ваши вещи будут принадлежать аббатству.

— К тому времени она безнадежно выйдет из моды.

— Только не в Варенне, — возразила сестра Тереза. — Собственно, я даже жалею, что мать настоятельница предоставила вам испытательный срок. Если бы вы принесли свой обет незамедлительно, мы бы потребовали ваше приданое у Его Величества короля и продали бы ваши драгоценности и одежду, а на вырученные деньги починили бы крышу. И тогда во время полуночной службы снег не падал бы прямо нам на головы.

— Мне очень жаль. — Я из последних сил старалась сохранить спокойствие. — Боюсь, что не могу позволить вам произвести свой ремонт под заклад моих личных вещей. Я нахожусь здесь по повелению Его Величества короля, но я уверена, что пройдет совсем немного времени, мое отсутствие станет заметным, и меня призовут обратно. Поэтому, сами видите, драгоценности и одежда нужны мне самой.