Мантелл хорошо знал свои способности и безгранично верил в себя и свой талант изобретателя. Он не желал склонять голову, лгать и изворачиваться.

В то время клингсановые установки были немеханизированными. К ним подключались специальные сверхтяжелые прессы из новых сплавов, особые глушители и электронное оборудование. На все это требовались изрядные средства. Возможно, если бы Джонни поработал над своими изобретениями еще пару лет, а потом представил их на Совет директоров, то…

В горячую минуту Джонни высказал своему хозяину все, что думал.

Пришлось уйти работать на заводик поменьше, но там тоже отказались внедрять его изобретения, и он опять со всеми перессорился. Однако он нашел способ решения всех своих проблем: один-два глотка позволяли ему расслабиться, а от четырех-шести работа спорилась лучше. Хозяева не возражали. Вскоре Джонни глушил по кварте в день.

Затем он бросил работу, оставил Землю и помчался в пьяном угаре через всю Галактику на Мульцибер, где по двадцать часов в день светит солнце, а температура круглый год держится около семидесяти градусов по Фаренгейту.

Это был настоящий курортный рай, в котором человек мог беззаботно жить будто в приятном полусне, без трудов и печали.

Так он провел семь лет…

Это случилось ранним утром. Два лимонно-желтых солнца поднялись в шоколадном небе, и маленькие жарочертики затанцевали над раскаленным песком. Несколько ярдов белого песчаного пляжа, а дальше – до самого пустынного горизонта – спокойное море. У берега в прозрачной воде плескались отдыхающие с Земли и других богатых миров Галактики, а чуть подальше смельчаки развлекались охотой на грызекулов, громожаб и прочую местную морскую живность. Они ныряли с пульвиграторов или обычных весельных лодок.

В тот день Мантелл принес в казино свой товар: морские раковины, кораллы, всякие побрякушки. Он предлагал их богатым туристам, наводнившим фешенебельное Северное побережье Мульцибера. Не успел он пробыть в казино и двух минут, как кто-то окликнул его громовым голосом:

– Эй, ты! Поди сюда! Живо!

Мантелл с трудом сдержал себя. Так уж было заведено на Мульцибере: если ты нищий бродяга и взялся разносить товары, а тобой помыкает каждый, кому не лень, то молчи и терпи, если ты хочешь вертеться около туристов, то умерь свою гордость. Мантелл старался избегать неприятностей. Ему оставалось только сказать как можно спокойнее:

– Вы это мне, сэр?

Звавший был вдвое ниже Мантелла, но зато вдвое шире – маленький толстобрюхий морж, дочерна загорелый и залепленный в двух местах пластырем. Дорогой яркий халат обтягивал его крупное тело, пухлая рука сжимала фляжку с каким-то напитком. Он орал:

– Этот парень украл у моей жены брошь. Я заплатил за нее на Туримоне пятьдесят тысяч, а он ее свистнул!

Мантелл покачал головой:

– Вы обознались, сэр. Я не крал никаких драгоценностей.

– Лжешь, ворюга! Сейчас же верни брошь!

Что было потом, Мантелл помнил смутно. В голове царил сумбур.

Помнится, их окружили любопытные туристы, а коротышка-толстяк, глядя на него снизу вверх, изрыгал поток гнусных обвинений, не обращая внимания на все его протесты.

А потом толстяк ударил Мантелла по лицу. Джонни отпрянул и, защищаясь, поднял руку. Нищий бродяга не мог дать отпор разгневанному туристу, но и безропотно стоять столбом тоже не стоило.

Толстый коротышка приготовился для следующего удара. Каменный пол был мокрым: кто-то пролил здесь жидкость алого цвета. Не успел коротышка как следует размахнуться, как его обутая в сандалию нога угодила в лужу, и он с ужасающим воплем опрокинулся на спину, вскинув вверх руки и ноги.