Потому что я не развлекаю публику за гонорар, как малопочтенное художественное сословие, и не удовлетворяю собственное любопытство за казенный счет, как ваш брат-ученый. Вот вас, таких, обидеть легко. А я служу, мне за себя не обидно, а исключительно за державу, как сказано в нашем любимом фильме. Служба — она знаете у кого? Только у священников и офицеров, у прочих же — работа, проклятие Гос-подне.
Кузнецов уже пришел в состояние абсолютно бесстрашное, а последняя ссылка на Бога его просто взбесила — в силу определенных перемен, которые произошли с ним за последние лет пятнадцать.
— И чему же вы служите, господин офицер? — спросил он, чувствуя, что бешенство овладевает им, давит изнутри на грудь. — Родине, как вы сказали? Родине, что ли, нужны доносы и слежка, придуманные шпионы и вредители?!
— Старых книг начитались, Сергей Григорьевич, — отсмеявшись, спокойно ответил Михайлов. — Какие доносы, какие вредители? Вы, простите, из ума выжили, что ли? Двадцать первое столе-тие полным ходом идет, вы на сто лет отстали… А ФСБ — это Федеральный Союз Бессмертных, если хотите знать. И вам теперь узнать это — самое время, мне кажется. Вы уже переходите в наше ведение…
Кузнецов все сильнее задыхался от ненависти. Было чувство, что грудь сейчас лопнет, проломленная изнутри.
Полковник Михайлов вырвал иглу из своей вены, встал с кровати и, сильно сгибая руку в локте, зажимая прокол, подошел в кровати Кузнецова.
— Ваша жизнь продолжится бесконечно, Сергей Григорьевич, — сказал он. — И изменится в лучшую сторону. Вы умрете для всех ныне живущих, но это не должно вас огорчать слишком сильно — ведь вам никто не дорог по-настоящему. А на самом деле вы станете бессмертным. Одним из нас — бессмертных и служащих бессмертию.
С этими словами он вырвал иглу и из вены Кузнецова.
В эту же секунду открылась дверь палаты и вбежала медсестра, похожая на жену Сергея Григорьевича, если бы он женился удачно, а не на Ольге.
— Вы что же творите, больной?! — закричала она на Михайлова, и тот мгновенно оказался в своей постели. — Напишу на вас докладную завотделению, живо пойдете на выписку!
Она склонилась к Кузнецову и, быстро налаживая капельницу, прошептала: «Не волнуйся, миленький, тебе нельзя волноваться… успокойся, миленький…»
Тут Кузнецов разглядел наконец, что это не новая жена его, которая не похожа на старую, Ольгу, а просто медсестра, посторонняя женщина.
Очень, следует признать, симпатичная женщина.
— Он сказал, что я умру, — по секрету сообщил Сергей Григорьевич медсестре на ухо. — Умру и потому стану бессмертным… Так я понял… Он не бомж, он полковник… А что говорит врач?
— Спите, больной, — так же тихо ответила медсестра. — Какой еще полковник? Тут никого нет, мы к вам пока второго не подселяли…
С тем она и ушла.
А Сергей Григорьевич Кузнецов огляделся и увидел, что он лежит в двухместной палате, но вторая кровать чисто застелена, банка его капельницы наполовину пуста, а потолок покрашен белой водоэмульсионной краской и очень высок.
Он напряг зрение, чтобы разглядеть какую-то тень, скользнувшую в вышине, но не разглядел, прикрыл глаза и уснул.
Во сне он принялся подводить итоги. Во-первых, потому что слова насч
Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|