– Что ты, конечно помню. Сок до локтя тёк, а фарш, какой вкусный был, рубленный, не то, что этот смесь мясная. А запах? Лучше всяких духов. Тесто слоилось… Ладно, вспомнишь, тоже!

– Я позвоню, когда надо будет тебе подъехать. До встречи.

– Сколько времени прошло. Сколько всего пережито. Всё это время я думал, что Людмилу увёз с собой Аркадий. У меня и мысли, что Колька мог убить её, никогда не появлялось. А оно вот как вышло. Хорошо, что я в Аркашке не ошибся. Зачем листать эти жёлтые листочки, пропахшие сыростью? Разве они передадут то, о чём сердце болит. О том, что спрятано за душой?

– А мне Сеннька твой по душе был. Как я уж Людмилку свою просила, чтобы забыла она Аркашку. Но куда, там. Кровь, смешанная греческая с армянской в нас течёт. Смесь гремучая. Нет, говорит, Аркадия люблю. Слукавила я тебе, сказала, что уборщицей она работала в клубе. Какая уборщица! Красавица. Аркашка её поставил за место себя, можно сказать. В финансовом плане. За товаром она следила, за прибылью. Налоговых никаких ещё не было, а отстёгивать многим надо было. Вот она и выполняла его поручения.

– А как же она замуж за Николая вышла?

– Назло Аркадию. Узнала, что он один за кордон собрался, и выскочила за любого. Колька любым оказался. За ней многие увивались. Так и Колька не всегда таким был. На слова он всегда был тяжёлым. Не вытянешь с него ни слова. Мычит, как бык. Так он бычком и был-то у прежнего хозяина. Охранником его. Всегда при деньгах. А как Людочка пропала, к этому времени Травкин уже владел клубом, так сразу Кольку вышвырнул на улицу. Травкин-то тоже на Людмилку глаз положил, приставал к ней. А тут милиция подсуетилась, из Кольки дурочка сделали. Я уж потом Травкина пристыдила, так он и взял его двор мести, да так мелкие поручения выполнять.

– Так Людмилу не нашли? Может она перебралась за границу? – предположила Анна.

– Ты что? Чтобы Людочка оставила меня с разбитым сердцем? Нет, Колька тогда сразу сказал, что Травкин Люду увёз куда-то по своим делам, а в клуб вернулся один. Колька подумал, что он её потом домой отвёз. А когда он вернулся домой, мы забеспокоились. Люда никуда не сообщив мне, не ходила. С того дня и пошла моя жизнь кувырком. Травкин и тогда, когда с тобой несчастье произошло, с твоими ухажёрами был. Это он машину тогда подогнал. Колька мне всё рассказал ещё тогда. Видел он, как ты с ними была и как они тебя увозили. Я и милиции это говорила. А мне, у них алиби. Ну, ничего! Теперь я Травкину так личико разукрасила, как они девчонок, и тебя…– от злости и ненависти лицо у Никитичны стало бардовым. Она сильно сжала руки в кулаки, заскрипела зубами, – задушила бы всех до одного. Глазом бы не моргнула.

– Как разукрасили?

– Как тогда они тебя, так и разукрасила. Ты-то не помнишь, какой ты попала на операционный стол? А какой осталась бы, если бы не Сёмка, муж твой. Тебе повезло, в любимчиках ты у Бога, а вот доченьке моей нет. И недолюбила, и не дожила.

– Никитична, что вы с Андреем сделали?

– Я же говорила тебе, жив твой ненаглядный. Он тебя калекой сделал, а ты…– Никитична зло посмотрела на Анну.

– Нет, Никитична. Не он это.

– Тебе виднее. А я от своего не отступлюсь. Колька ещё пропал. Теперь нас закрыл. Что задумал, паршивец? Зачем нас закрыл?

– Когда он пропал? Я уже счёт дням потеряла.