Накинув капюшон куртки на голову, я уткнулся в сложенные на коленях руки. Уютно, ничего не скажешь…

Но подремать мне не пришлось. Тяжело, с одышкой, в потолочный люк просунулся дедок. Старичок паучок. Кругленький, лицо в румянце, видимо, уже выпимши. Ручками отмахивается, то ли от дыма, то ли от пыли. Чихнул пару раз. Высморкался, вытер тряпицей руки:

– Со здоровьицем тебя!

– Взаимно! – коротко ответил я, не думая вступать в разговоры.

– Дом то вы что, никак рушить собрались!

– Ломать будем, – сладко зевнул я в кулак.

– Ну, да… Что ж… Ломать – не делать! Головка не болит! Не у каждого рабочего с похмелья х… стоит, – неожиданно добавил он известную похабень.

Ну, дед! Ну, одуванчик с пустыря! Старый, а всё блатует. Видать за свою жизнь не одну ходку к «хозяину» делал. Сон как рукой смахнуло. Вроде на бомжа не похож. Беленький пушок на голове, лицо пухленькое, но без одутловатости, так свойственной людям, глубоко опущенным жизнью.

Хитроватое лицо, с усмешечкой.

– Ты то как здесь очутился? Всех уже выселили!

– Как как! Живу я здесь! Закакал! На, подотрись! – дедок вытащил из под меня жухлую газету, помял в пухлом кулачке.

– Дед, не хами! Хоть ты и батька, – пришёл на ум Гоголь, – а я тебя ей богу поколочу!

Старичок паучок так и дёрнулся всем телом, заморгал глазками, вытащил из за пазуха чистенькую тряпицу, утёрся:

– Вот она, молодёжь, какая! Непочётники. Страху не ведают. Мне бы тебя, как в старину, – на вилы, а я с угощеницем пришёл.

В маленькой ручке у дедка заплескалась, зазолотела в широком луче света пузатенькая бутылка, судя по рассыпанным звёздочкам, коньяка.

– Ну, дед, ты, прям, волшебник! В лото выиграл что ли?

– В лото – не в лото, а похоже на то! – заспешил дед, выставляя на груде бумаг два махоньких стаканчика. – Небось, будешь? – повернулся он ко мне.

Надо признаться, что на участке, где я вынужден был работать, выпивка входила в обычай, поэтому рабочие не обращали на нас никакого внимания.

– Нельзя, дед, работа!

– Работа не Алитет, в горы не уйдёт! – по свойски похлопал начитанный новый знакомец меня по плечу. – Давай!

А, была – не была! Почему бы не выпить? Мне приятно. Старичку – приятно! Он, старичок паучок, как маслом протёрт. Светится весь:

– Давай, чего ты?

– Даю, даю! – вот уже и забылась трудовая дисциплина. Вот уже и стаканчик к руке прилип. Выпью, небось…

Коньяк и вправду был высшего сорта. Горьковатый, но с привкусом настоящего шоколада. Того, советского, твёрдого, как стекло и бодрящего, как бразильский кофе в горячей песочнице. Сон сразу испарился, и захотелось что то делать приятное и старичку этому, и своим рабочим копошащимися в углу с трубами.

– Мужики, перерыв на обед не пропустите! – удивился я сам себе, такому порыву.

– Во во! Рабочего человека жалеть надобно! Он авангард мира. Земной шар, как Геракл на плечах держит. – На ка, закуси! – и подаёт мне, предварительно вытерев о рукав, большое красное яблоко.

– После первой не закусываю! – храбрюсь я. Недавно посмотрел фильм «Судьба человека», вот и заломил крылатую фразу.

– Ну да! Пить да закусывать, зачем тогда пить! – посмотрел, повертел яблоко в руке и захрустел, судя по всему, крепкими, как голыш камень, зубами.

Вот это дед! Вот паучок моховичок! Зубы, как у акулы!

– Где такие зубы повставлял? Подскажи!

Дед оторвался от яблока.