| Искусство, представленное здесь, в Художественно-историческом музее, можно было бы назвать официозным, ибо в нем запечатлелась антидуховность и габсбургская католическая государственность, что всегда производит на меня удручающее впечатление. На протяжении десятилетий со мною всякий раз одно и то же; отправляясь в Художественно-исторический музей, я неизменно думал о том, что там нет ни одного полотна Гойи! Правда, тут нет и полотен Эль Греко, но это, на мой взгляд и вкус, не самая большая беда, а вот то обстоятельство, что в Художественно-историческом музее нет ни одной картины Гойи, это действительно беда, сказал Регер. Сравнивая Художественно-исторический музей с другими всемирно известными музеями, приходится констатировать, что значимость его преувеличена и он не является первоклассным музеем, ибо здесь нет Гойи, самого великого и гениального художника. Художественно-исторический музей оказался под стать самим Габсбургам, у которых, если говорить о живописи, был прескверный вкус, что объясняется их антидуховностью и католицизмом. Католицизм Габсбургов проявлялся, например в том, что живопись и литература всегда были им не по душе, ибо живопись и литература всегда казались им гораздо опаснее музыки, которую Габсбурги никогда не считали опасной, а потому содействовали взлету музыкального искусства, как говорилось в одной из прочитанных мной монографий по истории искусств. Лживость Габсбургов, глупость Габсбургов, извращенная религиозность Габсбургов запечатлелась в картинах, которыми увешаны стены Художественно-исторического музея. Все эти полотна, даже пейзажи, проникнуты католическим инфантилизмом и извращенной религиозностью Габсбургов. До чего противно ханжество в картинах, которые претендуют на художественное совершенство. Любая картина, висящая на стенах Художественно-исторического музея, как бы осиянна католическим нимбом, в этом отношении тут все одинаковы, даже Джотто не исключение, сказал Регер. А чего стоят венецианцы, на полотнах которых каждая ручища непременно тянется к католическим небесам альпийских предгорий. На картинах Художественно-исторического музея вы не найдете ни одного нормального человеческого лица, всюду лишь католические лики. Вглядитесь внимательно в любую более-менее недурно написанную голову, и вы непременно увидите, как на картине проступает католический лик, сказал Регер. Даже нарисованная трава имеет католический вид, даже суп в голландских супницах. Налицо бессовестная реклама католицизма, и больше ничего, сказал он. Вот уже тридцать шесть лет прихожу я в Художественно-исторический музей лишь потому, что круглый год здесь строго поддерживают восемнадцатиградусную температуру, идеальную не только для картин, но и для моего тела, а также для моей весьма чувствительной головы, сказал Регер. Пристальный анализ художественного произведения — этот самоубийственный метод доведен мною к старости лет до известного совершенства, сказал он. Художественно-исторический музей являет нам не столько художественные традиции, сколько ненависть к подлинному искусству, неизлечимое эстетическое безумие. Наша эпоха хаоса и кича достигла своего апогея, дорогой Атцбахер; вся Австрия представляет собою ныне подобие Художественно-исторического музея, сплошь католического и национал-социалистического. Кругом разгул псевдодемократии. Сегодняшняя Австрия — это карликовое государство, которое погрязло в хаосе, однако тешит себя самовозвеличиванием; спустя сорок лет после окончания так называемой второй мировой войны оно, самоизолировавшись, достигло полного упадка; в этом карликовом государстве умерщвлена всякая мысль, зато полвека процветает государственно-политическая тупость и лояльная глупость, сказал Регер. Мир хаотичен и жесток. Я слишком стар, чтобы исчезнуть по собственной воле, слишком стар, чтобы уйти, дорогой Атцбахер, мне уже восемьдесят два, слышите! Я всегда был одинок! Теперь же я окончательно попался в ловушку, Атцбахер. Куда ни глянь в этой стране, уткнешься в выгребную яму, кругом смехотворнейшие уродства, сказал Регер. |
