Это так явственно напомнило всем подземелье Сфинкса, что, переглянувшись, они не стали ничего говорить. В зале нашлась лопата с коротким черенком и сточенным лезвием, сломанный ржавый нож и довольно много мусора, в основном костей. Гаевский сразу ими заинтересовался. Немного порывшись, сделал радостное заключение:
— Человеческих нет! Наверное, друг друга нам тут жрать не придется.
— Подземелье большое! — сообщил Байсаков. — Входов несколько, да где они — не знает никто. Говорят, один выход к башне Брюса, чародея Петровского вел, другой в Кремль, третий...
— В Кремль? — перебил его Антон. — Там же Бонапарт прямо сейчас! Не судьба ли?
— Спать! — просто приказал Остужев из угла зала. — Здесь доски, сухие. Желоб с чистой проточной водой. У нас есть еда, и никто не знает, что мы здесь. Спать, Антон.
— Согласный я! — Иван уже стаскивал сапоги. — Невозможно больше так бегать. Да что ты завелся? До завтра Бонапарт из Москвы не уйдет, искать нас будет. Отдыхай.
Гаевский не стал спорить, и тоже улегся на доски. Но через четверть часа, когда оба друга уже крепко спали, он тихо поднялся, обулся, взял свечу и пошел по тому ходу, что вел в сторону Кремля. Антон тоже очень хотел спать, и не Бонапарт его сейчас интересовал. Он надеялся хоть что-то узнать о Мари. Зная характер жены, Гаевский был уверен: она постарается остаться поближе к Наполеону, несмотря на опасность. Он прошел длинным, узким, поворачивающим сперва понемногу направо, а потом налево ходом и оказался перед каменной лестницей. Ступени посередине были стерты почти полностью. Здесь ходили часто, но, видимо, очень давно, потому что все было покрыто мелкой «каменной пылью», как назвал ее про себя Антон. Оставляя в этой пыли четкие следы сапог, он поднялся по лестнице и пламя свечи задрожало. Сберегая огонек, Гаевский сделал последние шаги и уперся в толстую дверь из мореного дуба, перехваченную железными, но давно ржавыми полосами. Пробуя, он надавил плечом на дверь — безрезультатно. Тогда стал тянуть, и понемногу, рывками, смог отвоевать у нее достаточно пространства, чтобы протиснуться в сырую темноту. Пахло даже не подвалом, а давно замурованным, и забытым новыми хозяевами подклетом.
Неровный свет позволил ему увидеть какие-то огромные бочки, сундуки... С едва слышным писком из-под ног разбежались мыши. В поисках выхода из этого затхлого, заброшенного помещения Антон пошел вдоль стены. Иногда ему попадались ведущие вверх деревянные лестницы, но все они сгнили, и упирались в замурованный потолок. Он уже совсем было разочаровался в возможности попасть в Кремль, когда далеко впереди вдруг увидел тонкий луч света. Гаевский мгновенно задул свечу, достал пистолет и пригнулся. Кто-то совершенно не слышный спустился в подклет, и тоже пошел вдоль стены, движение незнакомца выдавала лишь свеча. А потом незнакомец взвизгнул, и Антон встал во весь рост. На толстом бочонке стояла Мари и испуганно подбирала подол платья.
— Тут мыши! — дрожащим голосом сообщила она. — Знала бы, ни за что бы, ни спустилась! Кстати, Антон, я сегодня получила весточку от Джины Бочетти. А еще я рада, что ты нашелся. Ну, кажется, ничего не забыла!
***
Бочетти уже не могла ни остановиться, ни отступить. Слишком долго она ждала, слишком много было поставлено на карту и проиграно, и слишком близко были ее враги. Все в одном городе! И все по разным причинам взаперти. И, тем не менее, до сих пор она не смогла добраться ни до одного. Глупо погиб Витольд, а ведь он чего-то стоил. С ней осталось четверо, остальные разбежались. Эти четверо были самые глупые и бесполезные, зато фанатично преданные. Джина удерживала их возможностью отомстить за полковника, и этого они действительно хотели. Но как подобраться к Императору? Как-то раз, нагло проезжая в сумерках прямо по Красной площади, Бочетти увидела между зубцами кремлевской стены до боли знакомую фигурку, освещенную факелом часового. |