В те полгода, пока шли приготовления к свадьбе, я однажды попросил Подорова показать мне материалы того дела. Матвей пошёл мне навстречу, тем более что никакой тайны в этой аварии не было. Как бы странно это ни звучало, но произошёл самый банальный несчастный случай. И виноват в нём был, как раз Разумовский. Вот только спросить было не с кого, и мой отец, и Ванька погибли сразу, даже сильно не мучились. Водитель грузовика так испугался, когда понял, кого совершенно ненамеренно убил, что слёг с обширным инфарктом. Его еле откачали тогда. Мужика мурыжили долго. Дело вёл отец Матвея, Игорь Подоров, бывший прекрасным следователем. Ему приказал заняться этим делом император, уже в то время не слишком доверявший дядюшке. В этом деле он хотел получить абсолютно точные результаты.

И вот сейчас Разумовский практически в открытую высказал своё «фи» Михаилу Орлову. Это что-то значило, это точно что-то значило, но никакого желания разбираться у меня не было. В конце концов, это как раз работа Подорова. Вот и пускай ищет крамолу. Дед не голосовал. Давыдов сразу же сел на своё место, как только император взял слово. Сам же Михаил продолжал стоять всё то время, пока длилось голосование. Он сел лишь тогда, когда Совет почти единогласно выбрал председателем Виталия Керна.

Дед оглядел зал и принялся спускаться. Теперь ему предстояло занять место на первом ряду, там, где ещё совсем недавно сидел Андрей Никитич. Можно было даже сказать, что сиденье ещё не остыло с прошлого заседания Совета, где Ушаков в последний раз председательствовал.

— Ну что же, — наконец, произнёс дед. — Я не благодарю всех вас за доверие, потому что свинью вы мне подложили знатную.

— На то и был расчёт, — хмыкнул император. — Иначе тебя бы весь этот год Совет больше не увидел. А так ты гарантированно будешь на месте, и тем самым обеспечишь необходимый кворум.

— Спасибо, я тронут, сегодня полночи буду рыдать в подушку от умиления, — протянул дед.

— Правда? — это спросил Разумовский, приподняв бровь.

— Нет, — рявкнул дед. — Поверь, мне есть, чем по ночам заниматься, у меня жена молодая, красивая и очень горячая. — Они некоторое время бодались взглядами. Вот точно между ними что-то не слишком здоровое происходит. Нам стоит опасаться Разумовского, или нет? — Хочу напомнить, что моя должность временная. А теперь, давайте уже спустим Кодекс и позволим молодому Ушакову принять клан. Мы-то болтать можем до бесконечности, пока задницы на этих каменных сиденьях не отсидим, а вот за Егора никто дела делать не будет, и копить их — весьма сомнительное удовольствие.

И он направился к стене, где находился механизм манипулирования Кодексом. Приложив ладонь к панели, дед принялся ждать, и мы вместе с ним, затаив дыхание. Сначала ничего не происходило. Я даже, грешным делом, подумал, что Кодекс его не принял и придётся выбирать председателя заново, но тут ладонь засветилась, словно изнутри, и яркий свет на секунду ослепил меня, лишив возможности видеть, что происходит. Когда я проморгался, то увидел, что такая проблема возникла у многих, кто пристально наблюдал за манипуляциями деда. Сейчас моргали и вытирали глаза все, кроме Давыдова. Ах да, он же единственный, кто помнит, как Кодекс принимал своего предыдущего хранителя. Вот и позаботился заранее, наклонив голову и для надёжности закрыв лицо руками.

Свечение прекратилось и от такой разницы в освещении мне показалось, что в зале стало темно, словно наступил поздний вечер. Как-то я пропустил момент, когда огромный фолиант начал опускаться вниз.

— Наследник клана Ушаковых, подойди и, возложив руку на Кодекс, прими клан, — торжественно и совершенно без ёрничества произнёс дед.