Временно назначенный генерал-губернатор Забайкалья, некто Полковников, начинает свои действия с того, что арестует забайкальского военного губернатора Холщевникова — порядочного человека, но уж, конечно, не революционера — и обвиняет его в государственной измене.

Генерал Ренненкампф, один из «героев» последней войны, — человек, явно психически больной, он арестует вице-губернаторов, расстреливает директоров гимназий, делает всё, что он должен был, по роду службы, делать с японцами. К нему посылают для ревизии его деяний генерала Меллер-Закомельского, но он его прогоняет назад.

Как видите, — властей множество, но власти — нет. Россия разделена на участки и отдана в полное распоряжение военных, а военные в России — это столь же культурные люди, как киргизы или башкиры. Разве это не анархия?

Каждый новый акт бессмысленного зверства всё более отталкивает народ от правительства. Дело лейтенанта Шмидта уже вызвало отставку ста сорока офицеров флота, казнь его создала во флоте героя и легенду, которая долго будет питать сердца честных людей чувством мести.

Уже против донских казачьих полков, этой опоры престола, приходится выдвигать пушки и расстреливать казаков.

Армия дезорганизована — Вы это знаете. Сегодня она ещё не знает, что ей делать, и обращает скопившееся в ней чувство злобы туда, куда велит начальство. Но за последнее время я видел в разных местах много солдат и офицеров, и мне ясно: здесь дело Романовых скоро тоже будет проиграно.

Но эта партия «анархистов», раздирающих живое тело России хищными, звериными когтями, эта шайка безумных — всё ещё держится.

В её руках административный аппарат, пока она ещё владеет армией и её поддерживает инерция. Сгнившее, пропитанное кровью здание качается, скрипит, но не падает.

Народ видит это. Он всё сопоставляет, взвешивает, выдвигает из своей среды вождей, готовится к бою. Двадцать две губернии голодают в России в данный момент, и правительство, из опасения пропаганды, запрещает помогать голодающим. Крестьяне это понимают. Отказывая детям в куске хлеба, они хотят иметь оружие.

Выборы в Думу открыто и нагло фальсифицируются — ведь Дума нужна правительству лишь для того, чтобы Европа дала ему денег на продолжение борьбы с народом. Полиция явно и грубо насилует волю выборщиков, подсовывая им угодных ей кандидатов, но это плохо удаётся — если выбирают, то лишь под страхом нагаек и штыков. Там, где есть хоть малейшая свобода выборов, — выбранными оказываются люди, сидящие в тюрьмах, сосланные в Сибирь, безземельные крестьяне.

Местами неунывающий русский народ шутит: выбирает глухонемых, заик; в одном случае выбрали собаку, объяснив это так: «Правительству, видимо, хочется, чтобы именно скоты представляли наши интересы, оно так заботится об этом! К тому же содержание собаки дешевле стоит, чем даже содержание провокатора, а у правительства так мало денег!»

Рабочие выбирают своими депутатами фабричные трубы на том основании, что их «казак нагайкой не достанет и пулей не пробьёт».

А рабочие Петербурга единодушно сорвали выборы.

Русский народ понимает, что его хотят грубо обмануть, и не поддаётся обману. Он готовится к бою.

Этот бой не будет продолжителен и тяжёл, если русскому правительству не дадут денег в Европе на продолжение убийств и казней, бой будет краток и решителен, если народ получит теперь же материальную помощь.

Но если будет продолжаться то напряжение, в котором живёт теперь мой народ, — в душе его всё более будет скопляться ненависти, всё больше жестокости, и в решительный момент, — он неустраним всё равно! — эта сила ненависти, этот обвал жестокости ужаснёт весь мир!.