Такую же служебную роль играет и Зямка в "Дороге на океан" Леонова. Как и Федя, Зямка просто "хороший" ребенок, специально приготовленный автором для духовного отдыха умирающего Курилова. И этот ребенок как и все прочие литературные ребенки, говорит специальным украшающим языком: Она бюлье вешает на чюрдаке"; но Леонов не довольствуется такой сравнительно пассивной формой детского действия. В предсмертной тревоге Курилова такие разговоры были бы слишком пресны. Поэтому Зямке поручается гораздо более ответственный диалог. Зямка прямо спрашивает Курилова:

"- Ты шмерть боишься?"

И в конце романа Зямка утешает Курилова:

"- Может, еще выждоровеешь..."

На этом роль Зямки закончена.

Некоторые авторы пользуются детскими фигурками для своих эгоистических целей, пожалуй, даже чересчур безжалостно. В рассказе Василия Гроссмана "В городе Бердичеве" изображается только что родившаяся мать, комиссар батальона Вавилова. Красные оставляют город, в него с минуты на минуту должны вступить поляки. Мать примиряется с тем, что ей придется остаться, пока красные снова возьмут город. Но вступают не поляки, а красные курсанты. Их боевая песня на улицах города решает судьбу новорожденного.

"...Видели, как по улице вслед курсантам бежала женщина в папахе и шинели, на ходу закладывая обойму в большой тусклый маузер".

А "проснувшийся Алеша плакал и бил ножками, стараясь развернуть пеленки".

Мать оставила только что рожденного ребенка в случайной еврейской семье. В рассказе не изображается никаких переживаний матери по такому случаю, может быть, потому, что ребенка этого родил не комиссар батальона Вавилова, а сам автор Василий Гроссман.

Гораздо лучше поступил тот же автор в рассказе "Муж и жена". Рассказ изображает семейную драму, измены и прочее. Автор вполне правильно решил, что раз есть семья, должны быть и дети. Но чтобы не возиться с ними на страницах книги, он остроумно вписал в первые же абзацы рассказа:

"Верочку Ариша увезла с утра к дедушке".

В дальнейшем о Верочке не вспоминают ни автор, ни ее родители.

Эта Верочка Гроссмана может служить моделью бедных советских детей. Авторы отправляют их к дедушке, чтобы они не мешали взрослым жить, совершать подвиги, иногда совершать и гадости.

Можно еще вспомнить несколько детских фигурок в нашей литературе, но искать в ней воспитательные проблемы или хотя бы детские характеры было бы совершенно бесполезно. Даже в вещах, специально посвященных детской личности, дети обязательно выступают в искусственной роли. Такова "Таня" Сейфуллиной, двенадцатилетняя девочка, существо ходульное, резонерствующее, воспринимающее мир "по-взрослому".

Нет, дети, роль которых не идет дальше сюжетного орнамента, - это не наши дети. И детские "словечки", книжное детское остроумие, сделанное специально для того, чтобы щекотать чей-нибудь испорченный вкус, нам не нужны. А любовь к таким словечкам у авторов иногда доходит до размеров, абсолютно неприличных. В рассказе Сейфуллиной "Молодость" умирает девушка.

"...Мать спросила:

- Что дать тебе, доченька, что?

Нина взглянула на мать совершенно сознательно и ответила строго:

- Откуда я знаю? Я умираю в первый раз".

Ведь правде же трудно не улыбнуться этому остроумию не то умирающей девушки, но то здравствующего автора.

Все эти дети - случайные фигуры в нашей литературе.