|
Образ в поэтическом произведении точно так же относится к действитель<sub>но</sub>МУ живому образу, как слово относится к действительному предмету, им обозначаемому, — это не более как бледный и общий, неопределенный намек на действительность. Многие в этой <ю6Щности» поэтического образа видят превосходство его над лиііами. представляющимися нам в действительной жизни. Такое мнение основывается на предполагаемой противоположности мегКДУ общим значением существа и его живою индивидуальностью, на предположении, будто бы «общее, индивидуализируясь' теряет свою общность» в действительности и «возводится опЯть к «ей только силою искусства, совлекающего с индивидуума <sub>его</sub> индивидуальность». Не вдаваясь в метафизические суждения о том, каковы на самом деле каузальные отношения между общим <sub>и</sub> цастным (причем необходимо было бы прийти к заключению, <sub>чт</sub>о для человека общее только бледный и мертвый экстракт из индивидуального, что поэтому между ними такое же отношение, <sub>ка</sub>к между словом и реальностью), скажем только, что на сгцѵюм <sub>деЛ</sub>с индивидуальные подробности вовсе не мешают общему зна-<sub>че</sub>,хию предмета, а, напротив, оживляют и дополняют его общее знзчение; что, во всяком случае, поэзия признает высокое превосходство индивидуального уж тем самым, что всеми силами стремится к живой индивидуальности своих образов; что с тем вместе никак не может она достичь индивидуальности, а успевает только несколько приблизиться к ней, и что степенью этого при-блйжения определяется достоинство поэтического образа. Итак: стремится, но не может никогда достичь того, что всегда встречается в типических лицах действительной жизни, — ясно, что образы поэзии слабы, неполны, неопределенны в сравнении с соответствующими им образами действительности. «Но встречаЮтся ли в действительности истинно-типические лица»? До-
паточно предложить подобный вопрос и не дожидаться на него ответа, как на вопросы о том, действительно ли в жизни встречаются добрые и дурные люди, моты, скупцы и т. д., действительно ли лед холоден, хлеб очень питателен и т. п. Есть люди, которым все надобно указывать и доказывать. Но их нельзя убе-,іть общими доказательствами в общем сочинении; на них можно действовать только порознь, для. них убедительны только специальные примеры, заимствованные из кружка знакомых им людей, в котором, как бы ни был он тесен, всегда найдется несколько истинно-типических личностей; указание на истинно-тііпические личности в истории едва ли поможет: есть люди, го-ювые сказать: «исторические личности опоэтизированы преданием, удивлением современников, гением историков или своим исключительным положением». Отчего произошло мнение, будто бы типические характеры в поэзии выставляются гораздо чище и лучше, нежели представляются они в действительной жизни, рассмотрим после; теперь обратим внимание на процесс, посредством которого «создаются» характеры в поэзии, — он обыкновенно представляется ручательством за большую в сравнении с живыми лицами типичность этих образов. Обыкновенно говорят: «Поэт наблюдает множество живых индивидуальных личностей; ни одна из них не может служить полным типом; но он замечает, что в каждой из них есть общего, типического; отбрасывая в сторону все частное, соединяет в одно художественное целое разбросанные в различных людях черты и таким образом создает характер, который может быть назван квинт-эссенциею действительных характеров». Положим, что все это совершенно справедливо и что всегда бывает именно так; но квинт-эссенция вещи обыкновенно не похожа бывает на самую вещь: теин — не чай, алкоголь — не вино; по правилу, приведенному выше, в самом деле поступают «сочинители», дающие нам вместо людей квинт-эссенцию героизма и злобы в виде чудовищ порока и каменных героев. |
