Строки из «Элегии»: «Я с бюрократами пил!..», «Ядом французских речей…», «Подарил мне генерал!..» — явно метят в видное сановное лицо, по-видимому, в самого Валуева.

Непосредственно перекликается с салтыковским стихотворением статья Герцена в № 170 «Колокола» от 1 сентября 1863 г. «В этапе»: «…Головнин и Валуев учредили открытые рынки, на которых покупались «мертвые души» литературного мира…»; в Москве «ни одной живой души не было после смерти Грановского и, следовательно, мертвых тьма-тьмущая» (А. И. Герцен, Собр. соч. в тридцати томах, т. XVII, изд. АН СССР, М. 1959, стр. 251). Ср. у Салтыкова: «Встанет Грановский из плена могильного, / Спросит: где взял капитал?» Здесь — намеки на прежнюю близость некоторых московских публицистов, в частности Каткова, к Грановскому, Белинскому, Станкевичу и на их ренегатство, на капиталы, нажитые ими ценой отказа от либеральных увлечений молодости. (Об этом см. т. 6 наст. изд., «Наша общественная жизнь», январь — февраль 1863 г.)

Стр. 285. Или Л…ва злого, трехпробного?.. — Имеется в виду П. М. Леонтьев, сотрудник и единомышленник Каткова. «Трехпробный» — здесь: ядовитый, опасный, вредный. Ср. у Даля: «трехпробное вино — которого треть выгорает», то есть очень крепкое, с большим содержанием спирта.

Стр. 286. И шептал он мне, вручая… — сатирическая перифраза из стихотворения Пушкина «Талисман» (1827).

…карт алкая… — Сатирическая стрела в адрес Павлова, страсть которого к картам была общеизвестна.

НЕБЛАГОВОННЫЙ АНЕКДОТ О г. ЮРКЕВИЧЕ,

ИЛИ ИСКАНИЕ РОЗЫ БЕЗ ШИПОВ

Статья, написанная Салтыковым в соавторстве с М. А. Антоновичем, представляет собой одно из звеньев в полемике революционных демократов с русским идеализмом 60-х годов. Один из наиболее известных и вместе с тем политически реакционных представителей его П. Д. Юркевич в феврале — марте 1863 г. выступил в Москве с циклом публичных лекций, которыми решил дать бой материалистическим доктринам. Лекции Юркевича рекламировались консервативно-охранительной печатью как «одно из замечательнейших, небывалых явлений в нашей умственной московской жизни» («Наше время», 1863, 12 марта, № 54). Еще за полмесяца до начала лекций славянофильский «День» писал: «Бюхнер в особенности является всем отцам нашим каким-то страшным кошемаром, — и всем детям, всем отрицателям авторитетов, каким-то непогрешимым, недосягаемым авторитетом. Развенчать этот кумир, показать, как мало заслуживал он преследования и страха, и тем менее поклонения — было бы немаловажною общественною заслугою со стороны г. Юркевича» (1863, 2 февраля, № 5, стр. 20).

Описанный в статье Салтыкова инцидент с оглашением письма «неизвестного материалиста», происшедший на шестой по счету лекции Юркевича 9 марта, послужил поводом для оживленной дискуссии в ряде газет и журналов. М. Н. Лонгинов в «Московских ведомостях» расценивал «анонимные письма», полученные Юркевичем «от отечественных последователей материализма, грозивших ему свистками, если он осмелится впредь говорить против этой системы», как «угрозы», как стремление «насиловать чужое убеждение и заставить молчать противника» (13 марта, № 56). И. С. Аксаков в «Дне» называл автора письма Юркевичу «врагом всякой свободы мнений», утверждая попутно, что «всякий искренний материалист — враг свободы, приверженец и слуга деспотизма, проводник грубого физического насилия» (16 марта, № 11, стр.