Стр. 94. Темно всюду, глухо всюду. Быть тут чуду, быть тут чуду! — Несколько измененная цитата из второй части поэмы А. Мицкевича «Дзяды».

НАСУЩНЫЕ ПОТРЕБНОСТИ ЛИТЕРАТУРЫ

(Свобода речи, терпимость и наши законы о печати, СПб. 1869)

Впервые — ОЗ, 1869, № 10, отд. «Совр. обозрение», стр. 159–180 (вып. в свет — 15 октября). Подпись — С. Авторство без аргументации указано Н. В. Яковлевым (Письма, 1924, стр. 57) и предположительно В. В. Гиппиусом (Z. f. sl. Ph.; S. 184), подтверждено на основании сравнительного тематико-стилистического анализа С. С. Борщевским (ЛН, т. 13–14, М. 1934, стр. 81–96).

Автором книги о «свободе речи», выход которой в свет дал Салтыкову повод высказаться по кардинальным проблемам литературного развития и современного положения литературы, был известный впоследствии экономист, социолог, публицист народнического толка Василий Васильевич Берви, писавший под псевдонимом «Н. Флеровский». Он выступил в защиту репрессированных студентов после студенческих волнений осени 1861 г., вскоре был арестован и выслан из Петербурга. В 1866 г. в Вологде он встречался с сосланными туда же П. Л. Лавровым и Н. В. Шелгуновым.

Книга «Свобода речи, терпимость и наши законы о печати», законченная Берви в Твери (под предисловием стоит дата: 8 мая 1869 г.), представляет собой публицистическое выступление в защиту «свободы слова» в России, подкрепляемое историческим очерком положения «слова», то есть печати, в разных странах Европы, Азии и Америки. Одна из центральных идей книги заключается в том, что дальнейшее развитие России по пути, намеченному реформой 1861 г., невозможно без свободы слова. Стеснение же свободы слова цензурой и другими административными мерами никогда не достигает тех целей, которые таким стеснением преследуются. Напротив, как сказано в предисловии Берви-Флеровского к его книге, цитируемом Салтыковым, при стеснении свободы слова «развитие государства делается болезненным и сопровождается потрясениями». Развертывая в настоящей статье всесторонний анализ состояния и задач литературы, Салтыков опирается на идеи, высказанные им ранее, в частности, в «Признаках времени» (в особенности в очерках «Литературное положение» и «Легковесные»), в статьях «Напрасные опасения» и «Уличная философия». Салтыков широко пользуется уже сложившимися в его публицистике эзоповыми образами («призраки», «легковесные», «охочие птицы», «уличные истины» и др.).

Одно из самых характерных проявлений заполонившего общество «торжества легковесности», писал Салтыков в очерке «Легковесные», — «доходящая до остервенения ненависть к мысли» (т. 7 наст. изд., стр. 47).

«Кодекс легковесности», констатируется уже в самом начале комментируемой статьи, требует «умерщвления свободы слова», заменяет разум призрачной эмпирической истиной, «нелепым и близоруким убеждением», которое «ложится в основу целого порядка вещей, дает начало какой-то фантастической действительности» (так возникает важнейшее в системе салтыковских идей и в его поэтике понятие). Салтыкова тревожит характерное для этой фантастической, неразумной, призрачной действительности извращение отношений литературы и общества.

Неизменный и постоянный пропагандист активной общественной роли литературы, Салтыков смотрит на ее современное положение и идеальное назначение как просветитель, сохранивший верность «неумирающим» положениям утопического социализма, и ни в коем случае не сводит общественное назначение литературы к служению узко практическим задачам (ср. прим. к статье «Новаторы особого рода»).