Через двадцать секунд от нее и след простыл, но остались лишь дурные воспоминания.
– Не злись, ладно? – попросила Люська. – Кто ж знал?
– Не злюсь.
После машины ветер пробирал до костей.
– Ну, чего, в какую сторону?
– К дому, – ответила я и побрела по дороге. Люська вышагивала рядом, ее жизненному оптимизму оставалось только позавидовать.
– Что ж теперь? – рассуждала она. – Дойдем. Может, кто поедет. Ты чего молчишь?
– Не говорится. Холодно.
– Давай я тебе платок дам?
– Не надо.
– Чего ты, повяжи платок. Холодища‑то. До города далеко?
– Вон указатель на Глебовское, значит, пятнадцать кэмэ.
– Вот черт, а до Глебовского?
– До Глебовского два, только на чем ты оттуда уедешь? Топай уж. Одна радость, завтра не на работу.
Дорога шла лесом, темно, даже Люськин оптимизм стал трещать по швам.
– Пойдем побыстрее, – сказала она. – Холодно. Тут Люська дернула меня за руку:
– Танька, чего это?
Впереди справа откуда‑то от земли пробивался свет, расходясь лучами в ночном небе.
– Тарелка, что ли? – ахнула Люська.
– Да заткнись ты, – не выдержала я.
Мы зашагали быстрее, через минуту стало ясно: это машина. Двигатель заглох, а фары продолжали гореть. Машина нырнула в кювет, мы могли бы ее не заметить, если бы не свет.
– Это тот парень, да? – почему‑то шепотом спросила Люська.
– А кто ж еще?
Мы спустились к машине.
– А шофер‑то где? – не унималась Люська. – Ушел, что ль, куда?
Шофер был в кабине, сидел, навалившись на руль. Я открыла дверь, мне сразу стало ясно: парень мертв. Впереди на уровне капота торчал здоровенный пень. Люська, выглядывая из‑за спины, спросила тревожно:
– Чего с ним?
– Ничего. Мертвый
– О, господи. Как же так? Может, ты посмотрела плохо?
Я повернула голову парня, нащупала артерию.
– Нет.
– Да как же так?
– Перестань дергаться. Покойников, что ли, никогда не видела?
– Ну надо же, сволочи, ублюдки пьяные. Ты хоть номер запомнила?
– Нет.
– Черт с ним, с номером. Найдут. Ты посмотри еще раз, на нем и крови‑то нет.
– Висок видишь? И грудь. Не повезло парню. Одно хорошо, что сразу.
– Что делать‑то будем?
– Пойдем в город, на посту сообщим.
– А он как же? Здесь оставим?
– На себе потащим.
– Ты бы свет выключила, – жалобно попросила Люська. – Страшно.
– В темноте еще страшнее будет. Закурить дай.
– Так нет ничего. У этих козлов в машине оставила.
– Вот черт.
– У него сигареты есть, – тихо сказала Люська, кивая на покойника. – Вон лежат.
Пачка сигарет валялась на полу, со стороны сиденья пассажира.
– Взять?
Я кивнула. Люська обошла машину и подергала дверь.
– Заперто.
Я протиснулась вперед, стараясь не касаться парня, и отперла дверь. Внизу на полу что‑то блеснуло. Люська подняла пачку и стала рукой шарить.
– Чего ты? – удивилась я.
– Смотри, «дипломат».
На переднем сиденье лежала спортивная сумка. «Дипломат» Люська положила рядом, к ручке на цепочке был подвешен ключ, он скорее всего и блестел.
– Тяжелый, – сказала Люська, жадно глядя на меня. |