Это дошедшее до нас письмо содержит множество интересных подробностей и метких сравнений. Оно полно обаяния остроумного и наблюдательного женского ума, восторженной и непринужденной экспансивности.
«Жил однажды в Ньюкастле на Тайне человек, по профессии простой углекоп. Он обладал огромными комбинаторскими способностями, которые выражались в том. что он то разбирал, то снова собирал механизм своих часов, то в один из своих свободных вечеров сшил себе пару сапог и, наконец (тут в моей истории следует большой пробел), талант его обнаружился во множестве планов и проектов для постройки линии Ливерпуль-Манчестер, с которыми он и явился в парламент. Но уж так случилось, что наряду с даром необычайно быстро и ярко соображать и изобретать, наряду с точным знанием законов физических явлений, которыми он пользовался для своих целей, этот человек не обладал способностью выражать свои мысли.
Он также не умел рассказывать о своих планах, как не умел летать. Когда члены парламента стали говорить, что в одном месте нужно пробить гору в восемнадцать метров вышиной, в другом — соорудить почти такой же вышины насыпь, наконец, что по пути имеется болото длиною в восемь километров, которое затягивает даже воткнутую в него легкую палку, и спросили как он все это преодолеет, то он на своем певучем нортумберлэндском наречии сказал только: „Я не могу вам объяснить, как я это сделаю, но я говорю вам, что я это сделаю“. И они отстали от него, окрестив его „мечтателем“. Но когда Стефенсон попал со своим проектом в среду ливерпульских купцов, те оказались менее недоверчивыми и снабдили его средствами для постройки дороги. В декабре 1826 года был сделан первый удар заступом.
Теперь я расскажу тебе о нашей вчерашней прогулке. Нашу компанию, состоявшую из шестнадцати человек, повели в большой двор, где под навесом находилось несколько повозок своеобразной конструкции. Одна из них была предназначена для нас. Это был удлиненной формы экипаж, с установленными поперек скамейками, на которых приходилось сидеть спина к спине: нечто вроде шарабана, но без навеса. Колеса экипажа были поставлены на две железные полосы, образующие путь. Они были так устроены, что могли двигаться вперед без малейшего риска отклониться от своего пути. Нашу повозку толкнули. Этого простого толчка оказалось достаточно, чтобы привести ее в движение, и мы покатились по наклонной плоскости длиною в 400 ярдов (365 м) в туннель, лежавший в начале железной дороги. Докатившись до конца туннеля, мы вынырнули из темноты и остановились, так как путь стал горизонтальным.
Нам предоставили небольшую проворную машину, которая должна была везти нас по рельсам. Она состоит из котла, печи, скамьи и помещающегося за скамьей бочонка с достаточным количеством воды, чтобы утолить ее жажду во время пробега в двадцать четыре километра. Все это вместе не больше обыкновенного пожарного насоса.
Машина передвигается на четырех колесах. Это ее ноги. Они приводятся в движение блестящими стальными бедрами. Их называют поршнями. Поршни двигаются посредством пара, и, чем больше пара поступает на их верхнюю поверхность, тем быстрее они двигают колеса. В том же случае, когда требуется уменьшить скорость, пар из котла выходит наружу через предохранительный клапан. Если бы время от времени пару не предоставлять выхода, то он взорвал бы котел. Вожжами, уздечками и, трензелями, с помощью которых это чудесное животное управляется, служит лишь один небольшой стальной рычаг, то направляющий пар на стальные бедра (поршни), то выводящий его через предохранительный клапан наружу. Ребенок и тот бы мог справиться с ним. Уголь, являющийся для этого животного овсом, находится под скамейкой, а на котле имеется маленькая, наполненная водой, стеклянная трубка. Если уровень воды понижается, это означает, что конь требует воды, которая тотчас ему подается из резервуара. От печки отходит дымовая труба. Но так как топят коксом, то при езде не чувствуешь того отвратительного дыма, который так досаждает на пароходе. |