Изменить размер шрифта - +

С шаром в руках я подошел к последнему, остававшемуся в живых. Он упал, споткнувшись обо что-то, зажимая рану на правой руке, он пытался отползти от меня.

— Не надо, — лепетал он. — Я никого не убивал, клянусь… Я впервые… Я больше не буду… Я все брошу… Я завяжу с этой компанией…

Даже если бы я захотел его пощадить, от меня уже ничего не зависело. Этот подонок сам не заметил, что ползет к разбитой витрине, и что в верхней раме застрял огромный кусок стекла. Едва он ткнулся в витрину спиной, как этот кусок витрины сорвался, и…

…И в этот момент кто-то схватил меня сзади и потащил. Я и охнуть не успел, как оказался в автомобиле, подъехавшем абсолютно бесшумно, и опекун, запихнув меня на заднее сидение и захлопнув дверцу, опять сел за руль — и мы понеслись.

— Вовремя я успел, — заметил он, когда мы уже выехали из города. — Я только после нашего последнего разговора сообразил, что ты решил взять правосудие в свои руки. А мог бы и раньше догадаться. Но окончательно дошло только тогда, когда позвонил тебе еще разок, для проверки, и нарвался на твой отключенный мобильный. Мне стало ясно, зачем ты его отключил… Вот и поспешил перехватить, чтобы ты бед не наделал. И главное, чтобы с милицией объясняться тебе не пришлось.

— Как вы меня нашли? — пробормотал я. — По цветным стеклянным шарикам?

— Можно сказать, и так, — хмыкнул опекун.

Я поглядел на шар. Он был целехоньким.

— Отличная работа, — заметил опекун.

Тут все расплылось перед моими глазами, и дальнейшее я помню очень смутно. Так, всплывает обрывками, что в Москве меня извлекли из машины, отнесли в постель. Кажется, приходили какие-то врачи…

Да помню лишь отрывки бредовых видений, которые время от времени возникали у меня перед глазами. Например, мне мерещилось, как шар, которым я запустил в витрину, раскалывается на мелкие кусочки, и янтарь тоже раскалывается, и рогатый жук вырывается из янтаря, и вот он, с ровным гудением, расправляет крылья, и гудение все громче, и жук растет, и вот, за несколько мгновений, он вырастает в черный автомобиль опекуна, и этот автомобиль приближается к месту кровавой схватки, а потом, мягко и бесшумно, опускается на землю, чтобы меня забрать…

Я провалялся несколько дней, «отходняк» после невообразимого нервного напряжения оказался очень тяжелым.

— Поздравляю, — сказал опекун в тот день, когда я впервые спустился к завтраку. — Рад видеть тебя более или менее оправившимся. Только больше так не геройствуй, ладно? Подобные проблемы я могу решить и легче, и спокойней.

Какое-то время я ел молча, и лишь потом спросил:

— Но вы-то верите, что это все из-за меня? Что это не случайность, а моя сила, моя власть над стеклом?

— Допустим, верю, — сказал он. — Хотя любой вопрос веры — он очень и очень сомнительный. Но не будем сейчас об этом. Ты недостаточно окреп, чтобы возвращаться к воспоминаниям той ночи.

— А вообще? — допытывался я. — Такое бывает?

— Опыт показывает, что бывает, — проговорил он, кладя на край блюдца серебряную ложечку, которой размешивал сахар в кофе. — Между великими мастером и тем материалом, в котором он работает, всегда существует мистическая связь. Кое-кто склонен считать эту связь зловещей, но так могут думать лишь люди, абсолютно не разбирающиеся в творчестве. Да, порой эта взаимосвязь с материалом диктует свои законы, свои поступки, которые людям несведущим покажутся отвратительными и даже зловещими. Можно ли верить легенде, что Микеланджело распял человека, чтобы достоверней изобразить муки умирающего Христа? Скорей всего, эта легенда — из тех злобных выдумок, которые всегда сопровождают жизнь великого человека.

Быстрый переход