Ты что,
нарочно соблазняла его?
-- Нет.
-- Все выглядело так, будто и он для тебя что-то значит. Как ты могла
опуститься до пациента?
-- Не знаю... Я не могу этого объяснить.
-- Похоже, он увлек тебя разговорами, нарассказывал каких-нибудь
сказок?
-- Нет, ничего такого не было.
Голос ее звучал очень тихо, почти неслышно.
-- Это была для меня тяжелая минута, когда я застал вас обоих в его
палате... Ты помнишь, вчера. От тебя я никак этого не ожидал. Ты понимаешь,
что заслужила наказание?
-- Да.
-- Хорошо, что ты это понимаешь. Благоразумие всегда заслуживает
похвалы.
Главный врач быстро поднял голову, Филу показалось, что он иронически
подмигнул ему.
-- Хорошо, оставим это. Все это неважно. Все прошло. Не так ли? К тому
же, я могу объяснить, почему столь незначительный человек произвел на тебя
такое впечатление. Причиной была его беспомощность. Тебе стало его жаль. В
каждой женщине дремлет инстинкт материнства. Он пробудился и в тебе. Но
гораздо сильнее в каждой женщине тяга к мужчине сильному, умному,
деятельному. Ты понимаешь это, Кристина?
-- Да, понимаю. Это была жалость.
-- Здесь я -- тот мужчина, сильный, умный, деятельный. Ты сделаешь все,
что я от тебя потребую. Ты любишь меня.
-- Я сделаю для тебя все. Я люблю тебя.
-- Тогда все в порядке, Кристина. Сейчас мы это отметим.
Он встал и исчез с экрана. Обезумевший Фил, метавшийся в бессилии по
постели, услышал тихое позвякивание стекла. Главный врач поставил два бокала
на стол и налил из бутылки красную жидкость.
-- Бургундское,-- сказал он.-- Красное бургундское. Спасенное из ада.
Экспортированное в космос. За наш звездный час! Твое здоровье, дорогая!
Они чокнулись. Выпили.
-- Сядь ближе ко мне,--потребовал мужчина.
Она исполнила его желание. Ее халат распахнулся на груди. Глаза
прикрыты. Мужчина притянул ее к себе. Обнял, рука скользнула под
распахнувшийся на груди халат. Двинулась к плечу, пальцы скомкали воротник,
халат медленно сполз с плеч.
Больше Фил вынести не мог. В нем бушевала ненависть, он хотел одного --
убить. Руку он освободил давно. Теперь он кипел желанием разнести вдребезги
безжалостный экран. Но ненависть сделала его рассудительным, и он отказался
от первого порыва. Выпрямившись, он потянул проводки, связывавшие его с
датчиками. Дернул сильнее, рванул. Экран осциллографа погас.
Теперь правая его сторона была свободна. Слева его удерживали тонкие
трубочки, соединенные с аппаратом "сердце--легкие". Рывком он скатился с
постели. Оказалось не так высоко, но удар на секунду оглушил его.
Он собрался с силами... пополз к стенному шкафу; аппарат, к которому он
был подключен, пришлось немного протащить за собой. |