И Марине с каждой секундой все тяжелее было сопротивляться ему, его странному магнетизму и мужскому обаянию. Она наконец поняла, кого он ей напоминает, — Шона Коннери, такого же ироничного, лукавого, галантного и шикарного. Она глотнула кофе и согласилась:
— Да, конечно. Вы правы.
Вадим махнул рукой, подзывая официанта, и что-то пошептал ему на ухо. Затем вкрадчиво продолжил:
— Я не буду вам особенно докучать, только иногда позвоню, спрошу, как идут дела, что новенького… Вы с вашим умом и женской интуицией узнаете столько, сколько ни один Штирлиц не разведает. Мужчинам в массе не хватает артистичности и воображения.
Зазвонил мобильный, исполняя сложную классическую мелодию. Девушка прислушалась: что-то до боли знакомое, но что? Андрей бы наверняка помнил и композитора, и название; и его наверняка раздосадовало бы ее незнание. Господи, сколько же обиды накопилось в ней за эти годы. И Марина подумала — что она, собственно, теряет? Зачем выгораживает того, кто ее ни в грош не ставит? За свое счастье нужно бороться, и она станет бороться.
— Да, — сказал Вадим отрывисто, — да, Петруша. Ох как хорошо! Порадовал, порадовал ты меня, и я тебя тоже порадую, вот увидишь. Ну что, давай действуй. Твой выход. Да. Да, буду ждать результатов. Звони, дорогой, не пропадай. Удачи. Все, до связи, пока. — И, обернувшись к спутнице, извинился: — Простите, драгоценная моя, дел невпроворот. Ни днем ни ночью нет мне покоя.
Голос его был больше всего похож на мурчание сытого и довольного кота.
Тут подкатился официант с бутылкой дорогущего шампанского в серебряном ведерке и ловко разлил кипящую жидкость в два высоких хрустальных бокала. Вадим торжественно взял один, приподнял, держа на уровне глаз, и промурлыкал:
— Ну что, Мариночка! За успех нашего предприятия!
* * *
Большой народный хурал проводил выездное заседание в ресторане «Ацтека», где подавали лучшую «Маргариту» в городе.
Завидев в дверях Татьяну, бармен приветливо замахал рукой и снял со сверкающей стеклянной полки внушительную бутыль с ликером «Куантро».
— Алкоголик, — прокомментировала Машка. — В любом злачном заведении уже по глазам узнают, чего твоя душенька желает.
— Завидно? — спросила подруга, устраиваясь за своим любимым столиком в рукотворном гроте, в самой глубине зала. Тут толстые свечи стояли в темных бутылках, залитых потоками цветного воска, и в атмосфере, казалось, были разлиты тишина и покой.
Татьяна специально притащила сюда Машку. Той надо было встряхнуться и отнестись к себе, любимой, трепетно и нежно. А то всю душу уже вымотала себе из-за неверного возлюбленного. Тото полагала, что это вопиющее безобразие, и с ним нужно покончить раз и навсегда.
— Стейки у них тут обалденные. Уши свисают с края тарелки. И фахитос рекомендую настоятельно.
— А на их цены ты смотрела? — нервно спросила Машка.
— Я-то смотрела, а вот ты не смотри. Сиди смирно, пей, ешь, радуйся жизни. А то на тебя без слез смотреть невозможно. Думаешь, это кто-то оценит? Вынуждена тебя разочаровать — ни в коем разе. Плевать ему на твои душевные метания и трагедии. Ясно? И поэтому спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
— Я понимаю, — пробурчала Машка, нервно дергая кончиком носа, что означало готовность расплакаться в любую минуту. — Просто душа болит.
— А ты ублажи душу мороженым, пирожным, коктейльчиком. Потом отправимся в «Гранд-галерею», купим тебе что-нибудь новенькое и веселенькое.
— Тото, ты же разоришься.
— Еще нет. Когда наступит финансовый кризис, я тебя оповещу телеграммой. |