Перед глазами замелькал ланцет. Он закрыл их, да так сильно, что все лицо сморщилось — будто этими морщинами он хотел еще плотнее прикрыть глаза.
Вот тогда-то это и случилось... Задумчивым, прекрасным голосом запела Ёко, — несомненно, та ее половина, которая была настоящей Ёко:
— О-о, какая грустная песня, — послышался тяжелый вздох доктора.
Ланцет все не опускался. Он приоткрыл глаза — доктор, зажав ланцет под мышкой, потупившись, стоял во весь рост, всем своим видом являя покорность.
Вслед за тем раздался тот же голос, но уже другого тона, — это, несомненно, та половина, которой была Ёко-манекен:
— Хи-хи-хи, — не в силах сдержаться, захохотал профессор Урбан. Опустив бинокль, он отер свободной рукой слезы. — Хи-хи, какая веселая песня, тут уж ничего не скажешь.
— Совсем не веселая. Я не понимаю, о чем она, — рассердившись, сказал доктор.
— Не могу в это поверить. А вот я, хи-хи, предыдущую песню, хи-хи, не понял, — возразил со смехом профессор Урбан.
— Нет, наоборот, — сказал доктор.
— Нет, не наоборот, — не сдавался профессор Урбан.
— В таком случае, — сказал доктор, — пусть нам споют еще раз.
— Прекрасно. Веселую песню можно слушать сколько угодно, — поддакнул профессор Урбан.
— Нет, давайте предыдущую, — возразил доктор.
— Последнюю, последнюю! — закричал профессор Урбан.
Обе Ёко запели вместе. Но добиться того, чтобы два звука выходили из их рта одновременно, они, видимо, не могли и поэтому пели попеременно две не связанные между собой песни, — понять, что они поют, было невозможно:
— Ну разве не веселая?! — громко воскликнул профессор Урбан. Но тут же почему-то нахмурился, а не рассмеялся громким голосом.
— В главном песня все же меланхолическая, — сказал доктор. Лицо его выражало неудовлетворенность.
На этом спор между доктором и профессором Урбаном прекратился, и они уставились друг на друга. Потом воскликнули одновременно:
— Я перед вами очень виноват, нет мне оправдания!
Затем они поклонились друг другу, и на этот раз доктор, не в силах сдержаться, рассмеялся, а профессор Урбан задумчиво потупился.
Повезло ему или, может быть, не повезло?
Пока все это продолжалось, он постепенно успокоился и придумал способ выйти из критического положения, в котором оказался.
Точно уловив момент, когда доктор перестал смеяться, он торопливо заговорил:
— Доктор и папа... нет, не папа, профессор Урбан, если ваша цель — изучить растущую стену, то предлагаю вам оставить столь обременительное дело, которым вы сейчас заняты, давайте я вас отведу прямо к растущей стене. С помощью ланцета удастся резко изменить давление в грудной клетке, и в результате стена разрушится. Улавливаете мою идею?
Прикусив нижнюю губу, доктор и профессор Урбан уставились друг на друга.
— В его словах есть резон, — тихо сказал доктор.
— Действительно, все продумано, — сказал профессор Урбан чуть громче.
— Научно обоснованное логическое построение, даже если оно исходит от противника, должно быть принято, — произнес доктор очень громко.
Профессор закивал так энергично, что у него затрещали шейные позвонки.
— Ну что ж, ведите нас, — в один голос сказали оба.
— Прошу вас, друзья, отпустите меня, — обратился он к своим вещам.
— Как же нам поступить? — недоумевал пиджак.
— Следует поразмыслить, — сказали брюки.
— Да, необходимо подумать, — согласились ботинки.
— Но как же в таком случае я смогу проводить их? — растерялся он. |