— Вы знаете кого-нибудь из его подруг?

— Лично не знаком. Парочку видел издали, некоторых он упоминал в разговоре. Но только имена. Фамилий и адресов не знаю.

— Давайте имена.

Толку от этих имен, как от козла молока. Катя, Рита, Света — девушек с такими именами в городе великое множество. Но и то хорошо, что личность убитого установлена. Если, конечно, бородач не ошибся и Вадим Густов самолично не откроет милиционерам дверь своей квартиры.

— Спасибо, вы нам очень помогли. Не могли бы вы подойти на минуту к месту происшествия? Это у шоссе, сразу увидите — там полно милицейских машин.

— Охотно, если взамен получу интервью.

— Только не от меня. Я пошел искать других свидетелей. Спросите там Максимова или Протопопова.

Из квартиры они вышли вместе, но бородач (который на прощание вручил Мышкину визитную карточку, где значилось: «Роман Крестовский, обозреватель „Радио Северных Морей“») направился на улицу, а Мышкин двинулся вверх по лестнице, на третий этаж — искать свидетелей.

После того, как Крестовский без колебаний опознал в убитом Густова, опергруппа плавно перекочевала с места преступления в квартиру погибшего гимнаста, а для опроса жителей окрестных домов были выделены дополнительные силы.

К середине дня милиция окончательно убедилась только в том, что погиб именно Густов. И одновременно укрепились в уверенности, что дело это глухое по всем статьям.

Правда, теперь появились версии. Связи с мафией, ревнивая любовница (или ревнивый муж обыкновенной любовницы) либо свихнувшийся от зависти товарищ по команде. Версию Мышкина о «синдроме Герострата» — убить знаменитость, чтобы самому стать знаменитым — Максимов решительно отверг.

— Этот Густов не Леннон и даже не президент Рейган. Всего-навсего бронзовый призер чемпионата Европы, да еще по спортивной гимнастике. Я лично его имя услышал сегодня впервые. Так что никакая он не знаменитость.

Итак, версии появились, а вот свидетелей по-прежнему не было. Никто из опрошенных не видел, как в лоб Густову всаживали пулю. Никто не слышал выстрела. Никто не заметил ничего подозрительного. Вернее, некоторые — особенно старушки — видели и слышали массу подозрительного и в эту ночь, и во все предыдущие, но несли они откровенную чушь.

Помимо этого сообщения разной степени правдоподобности целый день поступали по телефону. «Радио Северных Морей» все-таки передало информацию об убийстве Густова в утренних новостях и упомянуло о том, что милиция ищет свидетелей. И очевидцы не замедлили появиться. В анонимных телефонных звонках — чаще на радио, реже в милицию — они были гораздо откровеннее, чем в личной беседе с оперативниками. Но определить, кто говорит правду, кто добросовестно заблуждается, а кто просто развлекается, было в этих условиях крайне трудно.

— …Але, милиция? Я насчет убийства в парке Челюскинцев. Слушайте и запоминайте, повторять не буду. Ночью, во втором часу, какие-то пацаны вышли из парка на дорогу и сели в черный БМВ. Больше ничего не знаю. Адье.

Короткие гудки.

БМВ

«Мама с ума сойдет», — подумала Вероника.

Вокруг нее в салоне БМВ царило веселье. Мальчики поили девочек вином прямо из бутылки, девочки хохотали и лезли целоваться, парень за рулем декламировал «Песню о буревестнике» Максима Горького, только почему-то в стиле рэп и с существенными отступлениями от подлинного текста.

А Вике происходящее нравилось все меньше.

Сначала она хотела именно чего-то подобного. Девочке надоело ждать большой и чистой любви, и она решила удариться в загул. Глядя на раскованных и искушенных в жизни и любви одноклассниц, Вика испытывала комплекс неполноценности — ей казалось постыдным оставаться девственницей в семнадцать лет.