|
Он был вынужден доверять заключению дока Мэрфи, поскольку оно оказалось научным и подтверждалось фактами, удостоверенными двумя независимыми свидетелями-медиками. Таким образом, Лейверс милостиво разрешил снять с меня обвинение в человекоубийстве, и до него дошло, что произошло на самом деле. Именно в этот момент на сцену вышел прокурор федерального судебного округа и сообщил ему, что коллегия присяжных при коронере вынесла решение наградить меня какой-то медалью за раскрытие тройного убийства, ибо, если бы дело осталось нераскрытым, чуть ли не все чины в Пайн-Сити, а главное окружной шериф, — попали бы в идиотское положение, так как коллегия присяжных при коронере состоит из шести человек и решает вопрос о наличии преступления в случае смерти по результатам расследования коронера, обязанного засвидетельствовать смерть человека, предположительно погибшего насильственной смертью. Пробовать объяснить Лейверсу мотивы поведения таких двух свихнувшихся психопатов, как Демарест и Эллен Спек, все равно что растолковывать папуасскому охотнику за скальпами теорию относительности. Он просто клацал зубами от недоверия и в конце концов предположил, что мне нужен отпуск.
Из живота у Эллен Спек извлекли пулю, и выяснилось, что особенного вреда она не причинила. Было действительно больно, но явно не смертельно. Эллен вдруг взялась за ум, может быть, потому, что избавилась от влияния усовершенствованного ЛСД Демареста, и сделала полное признание. Изложила она дело так, что стала невинной жертвой дьявольского замысла, от начала и до конца разработанного Демарестом. На мой взгляд, учитывая ее внешность и все прочее, только самый жестокосердный судья дал бы ей больше, чем от трех до пяти. Итак, дня через три после всего я вернулся домой, не испытывая удовольствия при мысли о вынужденном отпуске и с таким ощущением, будто мир, предварительно не посоветовавшись со мной, перестал существовать. Даже стерео утратило волшебный эффект, и огромный диван ни о чем не напоминал. В одном я был уверен — последнее приключение не превратит меня в капитана. С другой стороны, с внезапным приливом благодарности вспомнил, что дня два назад на счет в банке должен был поступить чек с ежемесячным жалованьем. Пора браться за дело. Пора встряхнуться. Пора Уилеру вернуться в мир. Я выкатил свой «ягуар» из подземного гаража и отправился по магазинам. Мне был известен один тип на набережной, торгующий лучшими в мире омарами, а если как следует полюбезничать, то и готовившим их аu gratin — мечта гурмана! Оставалось лишь сунуть блюдо в горячую духовку минут за пять до еды. Я побеседовал с ним в высшей степени обходительно и уехал, заполучив пару тщательно упакованных омаров au gratin. Потом остановился у винного магазинчика и прикупил пару бутылок импортного белого вина из Германии. На то, что еще оставалось в бумажнике, приобрел колоссальный букет цветов, вполне подходящий для возложения на гроб какого-нибудь гангстера, и решил, что вполне готов. Около семи вечера я поставил машину перед фасадом обшарпанного жилого дома, собрал все свои приобретения в обе руки и ввалился в фойе. Неким чудом мне удалось втиснуться в лифт и подняться на пятый этаж. Там я звякнул в дверь квартиры 5-А и даже как бы затаил дыхание. Казалось, прошло чертовски много времени, прежде чем дверь открылась. За ней оказалась Джуди Трент, с полнейшим равнодушием глядевшая на меня. — Я пришел извиниться, — сказал я. — Что стряслось? — мельком взглянула она на цветы. — Умер кто-нибудь? — Это тебе, — сообщил я. — У меня также потрясающие омары au gratin и две бутылки немыслимо дорогого импортного вина. — Почему бы тебе где-нибудь не поесть и не выпить? — спросила она и захлопнула дверь у меня перед носом. В конце концов Джуди вновь отворила, главным образом потому, что я нажал пальцем кнопку звонка и не стал ее отпускать. |
