— К чему вся эта болтовня? Вы выдаете себя, майор, за высшую натуру. Вы хотите уверить нас, что вы созданы из лучшего материала, чем мы. Позвольте же мне считать вас за одураченного мечтателя до тех, по крайней мере, пор, пока вы не покажете нам на деле вашу психическую силу.

Майор дико усмехнулся и сказал:

— Вы принимаете меня, капитан, за обыкновенного заклинателя духов, за жалкого фокусника. Это соответствует вашему близорукому разумению. Впрочем… Пусть вам дозволено будет бросить один взгляд в темный мир, о котором вы не подозреваете и который может губительно охватить вас… Предупреждаю вас об этом наперед: подумайте хорошенько, достаточно ли сильны ваши нервы, чтобы выдержать многое из того, что я считаю забавной игрой.

Капитан уверял, что он готов встретиться со всеми духами и чертями, каких только О'Маллей сумеет вызвать, и мы пообещали майору нашим честным словом, что в ночь на осеннее равноденствие с ударом десяти часов мы будем в соседней с N двором гостиницы и там узнаем о дальнейшем.

Между тем наступил уже день, и солнце заглянуло к нам в окно. Тогда майор остановился посредине комнаты и, закричав громовым голосом: «Инкубус, Инкубус! Нэмамихах-Сцедим», сбросил с себя шинель, которой до того не снимал, и очутился перед нами в полной форме.

В это же мгновение я был вызван из караула пришедшей сменой. Когда я вернулся, оба, и майор и капитан, уже ушли.

— Я остался здесь, — сказал молодой офицер, милый и скромный юноша, — чтобы предостеречь вас против майора, этого ужасного человека. Лучше бы его страшные тайны остались неведомыми для меня. Я жалею даже, что дал ему слово присутствовать при событии, которое может оказаться гибельным для всех нас и особенно для капитана. Вы можете мне поверить, что я вовсе не склонен придавать значение сказкам, какими няньки занимают детей, но… Не заметили ли вы, что майор вытащил из кармана одну за другой восемь бутылок, между тем в кармане едва может поместиться одна. И что под конец, хотя у него под шинелью была одна рубашка, он был внезапно одет невидимыми руками.

Так как лейтенант говорил сущую правду, то я должен сознаться, что холод пробежал по моему телу…

В назначенный день капитан и мой молодой друг пришли ко мне, и с ударом десяти часов вечера мы были, как и условились с майором, в гостинице. Лейтенант был тих и сосредоточен, зато тем шумнее и веселее выражался капитан.

— В самом деле, — закричал он, когда пробила половина одиннадцатого и О'Маллей не показывался, — в самом деле, я начинаю думать, что господин заклинатель посмеялся над нами со своими духами и чертями.

— Ничуть не бывало, — раздалось прямо сзади капитана, и мы увидели О'Маллея, не понимая сами, как и когда он сюда вошел. Усмешка замерла на губах капитана.

Майор, одетый по своему обыкновению в солдатскую шинель, сказал, что прежде, чем он приведет нас на то место, где он думал произнести свое заклинание, еще есть время выпить стаканчика по два пунша, что тем более кстати, что ночь сыра и холодна, а нам предстоит порядочный путь. Мы присели за стол, на который майор положил несколько связанных вместе факелов и книгу.

— Хо-хо, — воскликнул капитан. — Не это ли ваша заклинательная книга, майор?

— Конечно, — ответил О'Маллей сухо.

Капитан взял книгу, раскрыл ее и в ту же минуту расхохотался так неудержимо, что мы не знали, что ему могло показаться настолько безумно смешным.

— Нет, — сказал наконец капитан, с трудом удерживаясь от смеха. — Это уж слишком! Что за черт, майор! Вы хотите посмеяться над нами или вы ошиблись? Друзья, товарищи, посмотрите-ка!

Ты можешь себе представить, Альберт, наше глубокое удивление, когда мы увидели, что книга, которая была перед глазами капитана, оказалась не чем иным как французской грамматикой Пеплира.