Не думал я о наслажденьях.

         Я кинусь в бурный чад страстей,

         Упьюсь восторгами мучений;

         Я ненависть любви, отраду огорчений

         Сыщу в печальной жизни сей.

         Святая истина от глаз моих сокрыта,

         Высокой мудрости уму не суждено.

         Всем горестям отныне грудь открыта,

         И всем, что человечеству дано,

         В самом себе хочу я насладиться,

         И в ад и в небо погрузиться,

         И грусть людей, и радость их испить,

         С их бытием свое совокупить

         И с ними, наконец, в уничтоженье слиться.

(Из перевода г. Губера)

Да, все постичь духом, все обнять чувством, всем возобладать и ничему исключительно не покориться – вот жизнь! Но эта жизнь есть достояние тех немногих, которые стоят в главе человечества, играют роль его представителей. Вот один из них:

         Все дух в нем питало: труды мудрецов,

         Искусств вдохновенных созданья,

         Преданья, заветы минувших веков,

         Цветущих времен упованья.

         Мечтою по воле проникнуть он мог

         И в нищую хату и в царский чертог.

         С природой одною он жизнью дышал;

         Ручья разумел лепетанье

         И говор древесных листов понимал,

         И чувствовал трав прозябанье;

         Была ему звездная книга ясна,

         И с ним говорила морская волна.

В этих двенадцати стихах Баратынского о Гёте заключается высший идеал человеческой жизни и все, что можно сказать о жизни внутреннего человека.

Но, кроме природы и личного человека, есть еще общество и человечество. Как бы ни была богата и роскошна внутренняя жизнь человека, каким бы горячим ключом ни била она вовне и какими бы волнами ни лилась через край, – она неполна, если не усвоит в свое содержание интересов внешнего ей мира, общества и человечества. В полной и здоровой натуре тяжело лежат на сердце судьбы родины; всякая благородная личность глубоко сознает свое кровное родство, свои кровные связи с отечеством.