Написанная пятистопным ямбом, поэма в ряде случаев сбивается на шестистопные, четырехстопные, трехстопные и даже двухстопные размеры. Есть и другие погрешности. Встречаются то развернутые, то краткие формы отдельных слов, также нарушающие ее стройность. В некоторых случаях вместо слова «Сцена» написано — «Явление». Отдавая свое произведение на суд таким авторитетам, какими были для него Плетнев и Никитенко, Тургенев, однако, не счел нужным исправить свои ошибки, хотя бы с чисто внешней стороны.
Плетневу поэма не понравилась. Не называя автора, он критически разобрал ее на лекции, отметив недостатки и погрешности. Но, встретив Тургенева на улице, подозвал его, «отечески пожурил» и заметил, что в нем «что-то есть!». Плетнев пригласил Тургенева на свой литературный вечер, где начинающий автор впервые видел Пушкина. Позднее Плетнев рекомендовал к печати в «Современнике» некоторые стихотворения Тургенева (см.: «Литературный вечер у П. А. Плетнева». — Наст. изд., Сочинения, т. XI).
Никитенко Тургенев послал «Сте́но» в числе своих других ранних произведений. В сопроводительном письме от 26 марта (7 апреля) 1837 г. он привел отзыв Плетнева о его поэме и сам перечислил ее недостатки, в том числе неправильный размер стихов. Но Тургеневу хотелось не столько познакомить Никитенко с поэмой, сколько рассказать ему о своих литературных планах и замыслах, чему и посвящена большая часть письма (см.: Наст. изд., Письма, т. I). Ответ Никитенко и впечатление его от поэмы нам не известны.
Через 30 лет в очерке «Литературный вечер у П. А. Плетнева» Тургенев назвал «Сте́но» «нелепым произведением», где «с детской неумелостью» выражалось рабское подражание байроновскому «Манфреду» (Наст. изд., Сочинения, т. XI). Это подражание сказалось и в образе главного героя, противопоставленного природе и окружающим его людям, и в отдельных положениях (Сте́но, спасенный Джулией и Джакоппо, — ср. Манфред, спасенный охотником. Сте́но и Антонио — ср. Манфред и аббат и т. п.), и в текстуальном совпадении некоторых монологов. Однако в противоположность поэме Байрона, где среди действующих лиц преобладают символы (Духи, Парки, Ариман, Немезида. Фея Альп), Тургенев попытался создать конкретные человеческие образы (подробно об этом см.: Гол Мин, 1913, № 8, с. 260–264). Внутреннему облику своих героев писатель придал некоторые индивидуальные черты. Так, для Джулии характерны страстность, непосредственность; для Джакоппо — честность, благородство, высокоразвитое чувство долга; даже в маленькой роли Риензи показаны присущие ему черты любящего семьянина.
В этой ранней поэме видны первая попытка автора создать философское произведение и первый опыт его работы над характерами героев. А о своем юношеском увлечении Байроном, в частности «Манфредом», Тургенев вспомнил в конце жизни в стихотворении в прозе «У-а… У-а!» (см.: Наст. изд., Сочинения, т. X).
В ныне публикуемом тексте, по возможности, сохранены все его особенности. Исправлено лишь графическое расположение некоторых элементов (эпиграфы, например, в рукописи помещены раньше заглавия, которое повторено дважды) и упорядочена пунктуация, однако характерные для поэмы тире вместо запятых сохранены.
со словами Гамлета из трагедии Шекспира «Гамлет, принц Датский»: «У этого черепа был язык, и он мог петь когда-то…» и т. д. (акт V, сц. 1. — Шекспир У. Полн. собр. соч. М., 1960, т. 6, с. 131–132).
Поп
Печатается по беловому с поправками автографу — ГПБ, архив И. С. Тургенева, № 2.
Впервые в России опубликовано полностью, по автографу, в отдельном издании: Тургенев И. С. Поп, поэма. |