|
Проблема заключалась в том, что Стивен далеко не всегда отвечал на письма. Даже Кип Торн, который был большим другом Стивена на протяжении десятилетий, говорил мне, что Стивен отвечает на его письма лишь в пятидесяти процентах случаев. Отсутствие ответа не означало, что Стивен не прочел письма, но вы никогда не знали, что именно это значит. Даже если он прочел его, ответ на него зависел не от того, насколько важной представлялась вам затронутая вами проблема, а от того, насколько важна она была для Стивена. Он мог развивать скорость лишь в шесть слов в минуту, а потому ему приходилось быть очень разборчивым в своих ответах.
Во всем этом вам могла помочь Юдифь, если удавалось привлечь ее на свою сторону. Надо было послать письмо или его копию Юдифи, она его распечатает, дойдет до Стивена и лично зачитает письмо. А если он будет колебаться, отвечать или нет, она подтолкнет его. Или, если мне нужно было лично поговорить со Стивеном, я звонил ей, а она садилась рядом с ним и включала систему громкой связи на его письменном столе. С другой стороны, если она считала, что у него есть дела поважнее, чем беседа с вами, он становился странным образом недоступен для вас, сколько бы вы ни пытались с ним связаться. Итак, мы несколько минут разговаривали с Юдифью, когда у нее зазвонил телефон. Она попросила меня посидеть в ее кабинете, а сама заглянула в кабинет Стивена. Через минуту она появилась вновь и позвала меня. Дверь кабинета Стивена теперь была открыта.
⁂ Юдифь впустила меня к Стивену. Я увидел его: он сидел в своем знаменитом кресле на колесах за своим знаменитым письменным столом. Он смотрел на экран компьютера. Для шестидесяти четырех лет его лицо выглядело довольно молодым. На нем была синяя рубашка, все пуговицы которой, за исключением одной или двух верхних, были расстегнуты. Сквозь распахнутый ворот была видна трахеостома – отверстие у основания шеи, сквозь которое он дышал. Оно было похоже на кровяное пятно темно-красного цвета размером с монету в десять центов. Стивен был очень худ, рубашка и серый костюм сидели на нем мешковато. Стивен мог распоряжаться только мышцами своего лица. Все другие мускулы деградировали, и осанку из-за этого он держать не мог. Голова, неестественно низко утопленная между плечами, немного склонилась в сторону. На телевизионном экране все это выглядело не так странно, но при личном контакте могло привести в замешательство. Хотя я работал с ним в Калтехе, я так и не привык к его внешнему виду. И все же Стивен был для меня, как и для многих, иконой, и я почувствовал волнение, как при встрече с мировой звездой: кто я такой, чтобы заслужить время для общения с ним, чтобы он освободил неделю или две в своем расписании и вписал в него мои визиты? – Привет, Стивен! – произнес я, хотя он и не поднимал глаз. – Рад видеть тебя. Как хорошо быть здесь. Мне нравится Кембридж! Он по-прежнему не смотрел на меня. Я подождал минутку. Мне стало неловко. Затем, чтобы нарушить тишину, я сказал: – Мне не терпится начать новую книгу. В то же мгновение я пожалел о сказанном. Глупое клише, подумал я, и в любом случае оно не спасло положения. В комнате продолжала висеть тишина. Более того, сказанное мной было, строго говоря, неверно. Мы уже проделали часть работы во время двух последних визитов Стивена в Калтех. Но все, что мы сделали до сих пор – обсудили в самых общих чертах, о чем будет эта книга. Пока ни одного слова не было написано. Я подумал, что бы мне еще такое сказать. Что-нибудь этакое умное. Ничего не приходило в голову. Наконец я заметил, что у Стивена подергивается щека. |
