Два зала, один большой, другой маленький. Прошел в маленький зал, там надо было подождать, а в большом было очень много людей в военной форме, особенно солдат, и вдруг дико закричала какая-то женщина, может быть, мать погибшего военнослужащего, и через двери было видно, как выкатили гроб, и в нем лежала только солдатская парадная форма, наверное, тело не уцелело, может быть, взрыв какой-то страшный был, и вот чисто символически форма лежала в гробу вместо мертвого человеческого тела, мертвая парадная солдатская форма с красными погонами.
Долго ждали в маленьком зале, пахло веществом, которым пропитывают тела, запах немного похож на хвойный, только очень ужасный, народу было немного, мама погибшего и несколько родственников и несколько друзей, молчали, наконец послышалось, как едет лифт, и он приехал, служитель мертвых выкатил каталку с гробом и очень сильно хлопнул дверью лифта, так, что звон стоял в ушах, и этот звон и грохот и дикие крики солдатской матери повисли в воздухе и висели, а люди просто стояли и смотрели на гроб, и даже никто не плакал, потому что плакать среди всего этого было совсем невозможно.
Взяли гроб, понесли к автобусу, погрузили и поехали в церковь рядом с метро Сухаревская. Вообще-то Православная церковь не отпевает самоубийц, потому что самоубийство считается катастрофическим грехом, но была справка о психическом нездоровье, и в резиденции Патриарха в Чистом переулке поставили печать и разрешили отпевание. В храме гроб поставили на лавку, и началась панихида. Православное богослужение обладает мощным психотерапевтическим эффектом. Стало как-то спокойно и даже немного радостно по контрасту с тем, что было в морге. Слова молитвенных текстов и уютно-нереальная обстановка в храме давали понять, что все там будем. Запах ладана гораздо приятнее запаха формалина, или чем там бальзамируют тела умерших людей.
Потом поехали во Второй Московский крематорий, который располагается на Николо-Архангельском кладбище. Как только выехали на Садовое кольцо, посерело и пошел дождь. Мама погибшего сказала, что может быть это к лучшему — ехать в дождь, пусть и в последний путь. Долго ехали в серости и дожде по Садовому кольцу, пробки, много машин. Опять стало уныло, но с оттенком скуки. Свернули на Верхнюю Сыромятническую, проехали мимо огромной серой церкви, похожей на храм Кали в Дакшинешваре, пригороде Калькутты, выехали на шоссе Энтузиастов. Потянулась промышленность — сначала слева почти бесконечный корпус завода серп и молот, потом, справа, здоровенные серые тумбы ТЭЦ около Авиамоторной. Серый день и серый дым из огромной серой трубы. Перовская улица, недра неприятного района Перово. Серые пятиэтажные здания и грязно-белые девятиэтажные здания. Мимо платформы Новогиреево, через кольцевую дорогу. Начался новый район Новокосино, приятные на вид разноцветные дома с квартирами улучшенной планировки, это гораздо лучше угрюмых зданий в Перово или Новогиреево, хотя плохо то, что этот в целом симпатичный район соседствует с крематорием, а, впрочем, что в этом такого, вон, Митино тоже соседствует с огромным кладбищем и крематорием, и ничего.
Второй Московский крематорий — огромное сараеобразное прямоугольное здание, размером и формой напоминающее Центральный Дом Художника. Пристроились в одну из автобусных очередей, которые тянулись к многочисленным воротам. Очереди двигались очень быстро. Подъехали к воротам. Прямо перед воротами, на улице — специальные тележки, предназначенные для гробов. Поставили гроб на тележку, закатили в просторное помещение с черным помостом посередине. С тележки очень удобно перекатывать гроб на черный помост, там даже специальные рельсы предусмотрены. В помещении все сделано так, чтобы было удобнее страдать. На стене, противоположной входу — огромный цветной витраж, сюрреалистически изображающий группу неизвестных существ. У существ были искривленные лица, широко открытые рты, дикие глаза и воздетые к небу руки. Существа то ли страдали, то ли радовались добыче, то ли были сильно напуганы. |