— Ты себя-то сперва защити, — сказал Алланов отец и двинул пассажиру правым кулаком так, что тот повалился навзничь.

Вследствие скоропостижного увольнения Алланов отец больше не мог содержать семью. А приобретенная репутация драчуна и поборника противозачаточных средств обрекала на провал все попытки найти другую работу. Оставалось дожидаться революции или даже поторопить ее, дело-то шло, как назло, ни шатко ни валко. Но в этом вопросе Алланов отец имел твердую установку на результат. Значит, шведскому социализму нужен зарубежный опыт. Вот тогда-то все и завертится, и оптовику Густавсону и ему подобным не поздоровится.

Словом, Алланов отец собрал чемодан и поехал в Россию свергать царя. Отсутствие в доме прежних денег с железной дороги, конечно, ощущалось, но мать Аллана была скорее даже рада, что супруг покинул пределы не только округи, но и страны.

После эмиграции кормильца пришлось матери и Аллану, которому еще не было десяти, самим удерживать семейную экономику на плаву. Алланова мать попросила срубить четырнадцать больших берез на их участке, а потом пилила и колола дрова на продажу, а сыну повезло устроиться за гроши рассыльным в производственный филиал акционерного общества «Нитроглицерин» в окрестностях Флена.

Письма из Санкт-Петербурга (который как раз переименовали в Петроград) приходили регулярно, и мать с нарастающим удивлением узнавала, что убежденность ее супруга в благотворности социализма изрядно пошатнулась. В письмах Алланов отец нередко ссылался на друзей и знакомых из петроградских влиятельных кругов. Больше других он цитировал одного человека по имени Карл. Не самое русское имя, думал Аллан, — да и другое, которым отец иной раз величал приятеля, тоже было не больно-то русское — Фаббе.

Как писал Алланов отец, Фаббе держался той точки зрения, что народ в своей массе не понимает собственного блага и надо, чтоб его кто-нибудь вел за ручку. Поэтому самодержавие лучше демократии, покуда осуществляется силами наиболее образованной и ответственной части общества. А то ведь семеро из десяти большевиков и читать-то не умеют, веселился Фаббе. Как вообще можно давать власть неграмотной толпе?

В этом пункте, правда, Алланов отец большевиков защищал, потому что знали бы его домашние, писал он в Юксхюльт, что такое русские буквы. Ничего удивительного, что люди грамоты не знают.

А уж как эти большевики ведут себя! Сами чумазые, а водку хлещут прямо как наши дорожные рабочие, которые напрокладывали железных дорог через весь Сёдерманланд. Алланов отец всегда поражался, что рельсы такие прямые — при том, сколько бреннвина выдувают их укладчики: просто жуть берет на каждом повороте шведской железной дороги.

Вот и большевики вроде того, если не хуже. Фаббе говорит, социализм кончится тем, что все поубивают друг дружку, пока не останется один, который все и решит. Лучше уж с самого начала прибиться к царю Николаю, хорошему и образованному человеку, с идеями насчет будущего. Фаббе, он знает, что говорит, он даже встречался с царем, и не один раз. Фаббе уверял, что Николай II по-настоящему добрый человек. Просто царю в жизни не везет — но это же не может длиться бесконечно? Всему виной неурожай и большевистский мятеж. А потом немцы стали озорничать только из-за того, что царь устроил мобилизацию. Но он ведь это сделал ради сохранения мира. И ведь не царь убил эрцгерцога вместе с женой в Сараеве? А?

Так, по всей видимости, рассуждал Фаббе, кем бы он ни был, и Алланов отец отчасти проникся его рассуждениями. К тому же Алланов отец чувствовал симпатию к царю с его вечным невезением, угадывая в нем родственную душу.