– Тише!

По лестнице, действительно, кто‑то шел. Земляне поспешно задули фонарь и заметались в поисках укрытия. Но камень вокруг был гладкий, как кожа лягушки. Человек поднимался медленно и с одышкой. Когда он достиг соседнего пролета, стало видно, что это один из утренних спутников Арфарры. Ванвейлен даже вспомнил его имя – эконом Шавия. За экономом кто‑то бежал, легко, по‑мальчишески.

– Господин эконом! Господин эконом!

Шавия остановился и посветил фонарем вниз. Его нагонял послушник Арфарры – Неревен.

– Ты чего кричишь, постреленок, – напустился на него Шавия.

– Ах, господин эконом, – я только хотел спросить вас об одной вещи.

– Ну?

– А правда, господин эконом, что у государыни Касии козлиные ноги?

Эконом ахнул и замахнулся на мальчишку фонарем. Тот, хохоча, покатился вниз. «Ну, все, подумал Ванвейлен, – сейчас этот дурак поднимется к нам, и надо бы прикрыть лицо плащом да и отключить его тихонечко на полчасика».

Но эконом, внизу, поставил фонарь на пол и стал шарить по стене. Что‑то скрипнуло, – эконом подобрал фонарь и сгинул в камне.

Бредшо нашарил в кармане черную коробочку, вытащил из коробочки стальной ус, и нажал на кнопку. Коробочка тихо запищала, а потом из нее послышался голос Неревена, напевавшего какую‑то дурацкую песенку.

– Вот еще одна твоя заслуга, – ядовито сказал Бредшо. – Кто хотел запихнуть передатчик в спальню Даттама? Что нам теперь делать? Слушать шуточки пацана?

– Сдается мне, что шуточки этого пацана можно и послушать, – сказал задумчиво Ванвейлен. А что до передатчика, – так он его сам выбросит, или выменяет на горсть арбузных семечек.

Помолчал и добавил:

– Я пошел. Я хочу еще сходить в город и кое‑что там узнать. А ты?

– Останусь здесь, – сказал Бредшо. Видишь ли, эти ходы есть и во дворце, и вне дворца, и я бы очень желал иметь их карту, – так сказать, карту либеральных намерений Арфарры.

Через два часа, когда Неревен пробирался задами королевского дворца, кто‑то ухватил Неревена за плечо и повернул как створку ширмы. За спиной стоял Марбод Кукушонок, бледный и какой‑то холодный. Он уже переоделся: подол палевого, более темного книзу кафтана усеян узлами и листьями, панцирь в золотых шнурах, через плечо хохлатый шлем с лаковыми пластинами. Верх кафтана, как всегда, был расстегнут, и в прорези рубахи‑голошейки был виден длинный, узкий рубец у подбородка.

В одной руке Кукушонок держал Неревена, в другой – красивый обнаженный меч с золотой насечкой. Неревен почувствовал, как душа истекает из него желтой змейкой.

– Я слышал, что сегодня ты вырастил золото, маленький чародей, – сказал Кукушонок, – а можешь ли ты вылечить железо? Голубые его глаза были грустны, и маленький рубчик на верхней губе делал улыбку совсем неуверенной.

– Остролист был очень хороший меч, – продолжал Марбод, – но однажды я убил им женщину, она успела испортить его перед смертью, и удача ушла от меня.

Марбод держал меч обеими руками, бережно, как больного ребенка. Края его были чуть зазубрены, можно было различить, где один слой стали покрывает другой. Молочные облака отражались в клинке. Посередине шел желобок для стока крови.

– Знаете старый храм Виноградного Лу в Мертвом городе? Будьте там с восходом первой луны и белого куренка принесите.

Неревен повернулся и тихонько пошел прочь. Конюхи, катавшие неподалеку коня в песке, не обратили на разговор никакого внимания.

Неревен миновал хозяйственные постройки, вошел во дворец через сенной ход и бросился разыскивать учителя. Но тот затворился в королевских покоях вместе с королем, а король строго‑настрого приказал их до утра не беспокоить.