|
Видно, зубки все-таки застряли в ноге. Странно, что я их не чувствую. — Фонарик бы нам. Или костерок. Рассмотрели бы, что там и как у тебя с ногой… — Ну, с этим-то проблем нет. Ближайший гейзер должен быть метрах в пяти. Потап завозил руками по липкой, холодной грязи, в которую превратилась земля, разыскивая камень. Внезапно вдалеке взметнулся к небесам столб огня — проснулся один из гейзеров на дальнем от нас краю «Долины». Раздался чей-то крик, и тут же стих, а спустя мгновение погас и гейзер. Я замер, тщетно пытаясь сквозь ливень и темноту разглядеть поле. Там явно кто-то был, и, судя по крику, не наши старые знакомые собаки. — Бедуин, — окликнул меня Потап, — ты увидел, кто там? — Нет. Далеко слишком. Что будем делать? Затаимся в темноте или все же займем оборону при свете? — При свете, — выбрал Потап. — От зверья в темноте не спрячешься. Прекратился дождь — словно повернули выключатель. Похоже, капризная госпожа удача сменила гнев на милость, предоставив нам крохотный шанс дожить до утра… Мы разожгли небольшой костерок. Потап принялся деловито орудовать ножом, пытаясь разжать зубы мертвого пса. — Получается? — спросил я. — Нет. Легче отрезать мне ногу или ему голову. — Злая шутка, — хмыкнул я. — Это не шутка, — откликнулся Потап. — Я всерьез подумываю о втором варианте. — И что? Так и пойдешь с висящей на ноге головой пса? — А есть другие предложения? — проворчал он. Я решил сменить тему: — Сколько у тебя осталось патронов? — Двадцать два. А у тебя? — Один. Последний. — Хреново. Это точно. До Стрелки еще топать и топать. Но самое главное — нужно пережить ночь. Хорошо, хоть дождь прекратился. Правда, теперь меня охватил сильный озноб — то ли от ветра и мокрой одежды, то ли дала себя знать сломанная нога. — Эх, сейчас бы накатить по маленькой, — помечтал я. — Для сугреву. А, Потап? — Тихо! Ты слышишь? — Что?.. — Я осекся. Из «Долины спящих гейзеров» явственно донесся шум борьбы. Рычали и визжали собаки, раздавались еще звуки вроде раздраженного уханья или бормотания. Взметнулся к небу столб пламени разбуженного гейзера, и тотчас ночь пронзил уже слышанный нами крик, а потом в свете огня мы явственно разглядели силуэт… — Хуги! — воскликнул я. — И не один, — добавил Потап. Столб огня погас, в долине вновь воцарилась темнота, но звуки борьбы не утихали. Напротив, стали еще яростнее. Я навострил уши, пытаясь на слух следить за перипетиями боя. Похоже, наш старый знакомый секалан с остатками своей своры нарвался на хуги и теперь сам того и гляди выступит в роли еды. Не то чтобы мне стало жалко его, но хуги, расправившись с псами, вполне возможно, заинтересуются нами. На закуску. Так сказать, приятный десерт. — Потап, кромсай голову собаке и ходу отсюда! — В темноте идти опасно. Вляпаемся в аномалию, мало не покажется. — А останемся — превратимся в ужин для хуги. С двадцатью патронами не отобьемся. Если их двое… — Трое. Я ясно видел троих, — возразил Потап. — Тем более. Нужно как минимум два полных рожка, а лучше три, чтоб наверняка. Нет, попробуем уйти. Возьмем с собой факел, какой-никакой, а свет. Потап не ответил, но я увидел, как он с остервенением дробит челюсти прилипшего к ноге пса. Ошметками полетела спекшаяся кровь, мне в ноздри шибануло жутким смрадом. Кажется, только теперь я начал понимать напавшую на нас атрийскую рысь — труп панцирной собаки даже нюхать невозможно, а уж кем надо быть, чтобы такое есть! Наконец Потап отпихнул изуродованное собачье тело в сторону. |
