Изменить размер шрифта - +
Насколько поняла Гелли, – крайняя идеализация Ноком Темезы и была причиной несчастья. Он слепо воображал, что она совершенна, как произведение гения, – так сильно и пылко хотелось ему сразу обрести все, чем безыскусственные, но ненасытные души наделяют образ любимой.

 

Но он-то был для своей избранницы всего пятой, по счету, прихотью. Благоговейная любовь Нока сначала приподняла ее – немного, затем надоела. Когда понадобилось бежать от терпеливого, но раздраженного, в конце концов, мужа с новым любовником, Темеза – отчасти искренно, отчасти из подражания героиням уголовных романов – стала в позу обольстительной, но преступной натуры. К тому же весьма крупная сумма, добытая Ноком ценой преступления, стоила в ее глазах безвыездного житья за границей.

 

Нок был так подавлен и ошеломлен вероломством скрывшейся от него – к новой любви – Темезы, что остался глубоко равнодушным к аресту и суду. Лишь впоследствии, два года спустя, в удушливом каторжном застенке он понял, к чему пришел.

 

– Что вы намерены делать? – спросила Гелли. – Вам хочется разыскать ее?

 

– Зачем?

 

Она молчала.

 

Нок сказал:

 

– Никакая любовь не выдержит такого огня. Теперь, если удастся, я переплыву океан. Усните.

 

– Какой сон!

 

«Однако я ведь ничего не могу для него сделать, – огорченно думала Гелли. – Может быть, в городе… но что? Прятать? Ему нужно покинуть Зурбаган как можно скорее. В таком случае, я выпрошу у отца денег».

 

Она успокоилась.

 

– Нок, – равнодушно сказала девушка, – вы зайдете со мной к нам?

 

– Нет, – твердо сказал он, – и даже больше. Я высажу вас у станции, а сам проеду немного дальше.

 

Но – мысленно – он зашел к ней. Это взволновало и рассердило его. Нок смолк, умолкла и девушка. Оба, подавленные пережитым и высказанным, находились в том состоянии свободного, невынужденного молчания, когда родственность настроений заменяет слова.

 

Когда в бледном рассвете, насквозь продрогшая, с синевой вокруг глаз, пошатывающаяся от слабости, Гелли услышала отрывистый свисток паровоза, – звук этот показался ей замечательным по силе и красоте. Она ободрилась, порозовела. Низкий слева берег был ровным лугом; невдалеке от реки виднелись черепичные станционные крыши.

 

Нок высадил Гелли.

 

– Ну вот, – угрюмо сказал он, – вы через час дома… Все.

 

Вдруг он вспомнил свой сон под явором, но не это предстояло ему.

 

– Так мы расстаемся, Нок? – сердечно спросила Гелли. – Слушайте, – она, достав карандаш и покоробленную дождем записную книжку, поспешно исписала листок и протянула его Ноку. – Это мой адрес. В крайнем случае – запомните это. Поверьте этому – я помогу вам.

 

Она подала руку.

 

– Прощайте, Гелли! – сказал Нок. – И… простите меня.

 

Она улыбнулась, примиренно кивнула головой и отошла. Но часть ее осталась в неуклюжей рыбачьей лодке, и эта-то часть заставила Гелли обернуться через немного шагов. Не зная, какой более крепкий привет оставить покинутому, она подняла обе руки, быстро вытянув их, ладонями вперед, к Ноку. Затем, полная противоречивых, смутных мыслей, девушка быстро направилась к станции, и скоро легкая женская фигура скрылась в зеленых волнах луга.

 

Нок прочитал адрес: «Трамвайная ул., 14–16».

 

– Так, – сказал он, разрывая бумажку, – ты не подумала даже, как предосудительно оставлять в моих руках адрес.

Быстрый переход