Себбе и Максим болтали, будто ничего и не случилось. Конечно же, о футболе.

– Герой, охеренный герой. Вначале взял два мяча от Шевченко в конце дополнительного времени, потом пенальти… ты видел матч? Фанаты «Ливерпуля» так и орали свое «You’ll Never Walk Alone», хотя на перерыв ушли минус три.

– Спит ли Памела Андерсон на спине! Конечно, видел. Ежи Дудек, когда взял последний пенальти, так и не понял, что «Ливерпуль» выиграл. С ним потом было интервью, я смотрел.

– Я тоже. Ну и вратарь! Что значит славянин! Король! Ноги как спагетти, а реакция!

Мирная беседа двух фанов, воображающих себя экспертами. Но у меня не было сомнений, что со мной сталось бы, если бы я отказался с ними ехать. Все время думал о сыне, Беньямине. Тогда ему было двенадцать. 2005 год. Я ни за что не хотел пропустить хотя бы одну утреннюю поездку через всю провинцию, чтобы постоять под холодным дождем у бровки и посмотреть, как его команда проигрывает очередной матч. А малышка? Лиллан тогда исполнилось шесть. Главный интерес – бисер и бумажные самолетики. Часами могла сидеть с этими стеклянными шариками, комбинировала цвет и рисунок… иногда очень удачно. Но если что-то не так – ор на четверть часа, и бисер разлетается по всей комнате. Я обожал эти вспышки гнева, и как мы потом ползали на коленях и собирали бисер по всей комнате.

Забытые Сесилией кофейные чашки на кухонном столе, ее косметика в ванной… вспоминались почему-то эти милые мелочи.

Ни Себбе, ни Максима, казалось, не волновало, что они припарковали «Порше» в ячейке для инвалидов. Загадка решилась просто: к стеклу была прикреплена карточка инвалида с символом кресла-каталки. Себбе ухмыльнулся.

– Будешь умником, достану тебе такую же. Со скидкой.

Мое отделение на седьмом этаже называлось «Бухгалтерский сервис». Я консультировал бухгалтерский учет для мелких и средних предприятий. Консультанты по налогам и финансам работали сутки напролет, а у нас нагрузка была поменьше. В одиннадцать часов вечера в пустынном, преувеличенно открытом конторском пейзаже можно было встретить разве что одинокую уборщицу с тележкой с моющими средствами и разнообразными губками и щетками.

Себбе то и дело вздыхал и постанывал. Среди компьютеров, экранов и конторских кресел он смотрелся примерно так же, как бегемот в плавательном бассейне в Эриксдале.

– Значит, здесь ты и работаешь?

– Каждый день. Но я взял больничный, чтобы собрать тебе бабки.

– Тяжелый случай. И что это за лавочка?

– Обычная контора.

– И чем ты занимаешься?

– Мечтает о настоящей жизни! – заржал Максим. – Они все здесь мечтают о настоящей жизни. Мечтают и дрочат друг другу, потому что настоящей жизни им не видать как своих ушей.

Я провел их к своему столу. Все время косился на дверь лифта – не дай бог, кто-то появится в этот час. Маловероятно, но возможно. И очень скверно. Придется отвечать на вопросы.

– Правда, что ль? – спросил Себбе. – Вы и вправду дрочите друг другу?

– Почти все женаты и с детьми. Остальные женщины, за женщин ручаться не могу.

– Напрягись, ученый! Ты прекрасно понял. Вы имеете не то, что хотите, а то, что можете.

Мне вовсе не хотелось с ним спорить. Лишь бы уйти отсюда поскорее.

Я промолчал.

Себбе вдруг насторожился.

– Что с тобой? В сортир приспичило?

– Нет, нет. Мне надо сосредоточиться, чтобы провернуть для тебя эту штуку.

– Но ответить-то ты можешь? Вы имеете, что хотите? Или как? Только не ври. Вы все хотите жить настоящей жизнью, как я или Максим.